Рыцарь Леопольд фон Ведель

Церемония продолжалась своим обычным порядком. Но сцена между Леопольдом и Иоганном Фридрихом произвела такое впечатление и возбудила столько разнообразных пересудов, что затем никто из остальных дворян не мог рассчитывать на особенное участие.

За целованием руки последовал обед. За обедом не случилось ничего особенного.

Наконец музыка заиграла. Высочайшие особы, в сопровождении посланников и всего двора, направились в танцевальный зал.

Танцы того времени были гораздо медленнее нынешних. Они позволяли кавалеру разговаривать со своей дамой, что в нынешнее время довольно трудно. Однако и тогда требовалось большого навыка и большой легкости в движениях, чтобы исполнить вовремя и не путаясь каждый тур, называвшийся в то время фигурой, и все-таки вести разговор, Герцогский бал открылся павлиньим танцем. Он был очень серьезен, важен, натянут и мог бы называться, по справедливости, несколько измененною quadrille а lа cour. При этом танец соблюдал этикет с величайшей строгостью. Первый танец составили светлейший со светлейшею, двор, высшие чиновники и посланники. Затем дворяне должны были его повторить, и теперь-то и настала для Леопольда минута воспользоваться привилегией, дарованной ему герцогом. Он подошел к герцогине Софье.

— Величайшее почтение чувствую я к своей государыне, могу ли я осмелиться?

Улыбаясь, подала она ему руку и открыла с ним танец. После первого тура он опустился на колено и поцеловал руку высокой особы. Остальные туры он добросовестно протанцевал с самыми знатными дамами двора и с фрейлинами. Когда очередь дошла до Сидонии фон Борк и она уже приготовила для него свою самую очаровательную улыбку, он вдруг прошел мимо и пригласил следующую даму.

«Рыцарь не танцует с Сидонией», — начали перешептываться дворяне. Вследствие этого никто не танцевал с нею. Нет слов, чтобы выразить ярость красноволосой красавицы, видевшей себя таким образом исключенной из числа танцующих. Она решилась или принудить Леопольда танцевать с ней или отомстить ему за обиду. Сидонии было тем обиднее, что всем было известно: она дочь старого Барнима. Ее, кроме того, очень беспокоило освобождение матери, выхлопотанное Леопольдом. Канцлер Эйкштедт был тоже в волнении, его огорчало внимание герцога к Леопольду и пугала мысль: что если рыцарь не пригласит на танец Анну — тогда для канцлера это будет величайшее оскорбление, если же он пригласит Анну, то это будет очень тягостно как для нее, так и для всего семейства. Начали становиться попарно, чтобы танцевать немецкий. С немецкого танца начались легкие танцы, церемониал откладывался в сторону — и каждый мог приглашать, кого хотел. Немецкий танец был круговой и требовал большой подвижности. Пожилые дамы не принимали в нем участия. Прежде, чем заиграла музыка, Леопольд в первый раз подошел к Эйкштедту.

— Господин канцлер, — сказал он с поклоном, — после ее Высочества герцогини никакая дама не заслуживает в такой степени моего глубочайшего почтения, как ваши супруга и дочь. Объявляю вам это откровенно, также и то, что этот танец принадлежит вашей дочери, следующий же — госпоже канцлерше. Будьте вполне уверены, что меня не побуждает к тому никакая другая причина, кроме уважения, которое всякий обязан им оказывать.

Лицо Эйкштедта покрылось яркой краской, он, дрожа, положил свою руку в правую руку Леопольда, которую тот ему протягивал.

— Я принимаю эту честь так же, как она предлагается. Леопольд поклонился и, подбежав к Анне, побледнел как полотно.

— Многоуважаемая фрейлина, поскольку его Высочество даровал мне сегодня привилегию, то вы не рассердитесь, если я воспользуюсь ею, чтобы пригласить девицу, которую я считаю здесь первой и самой благородной.

— Вот как! — сказала Сидония, которую все еще никто не пригласил, незаметно подойдя к ним сзади. — Я думала, господин рыцарь, что известная испанка, в ваших глазах, еще благороднее.

Леопольд взял руку Анны и, посмотрев через плечо на фрейлину, сказал:

— Я обращался к госпоже фон Эйкштедт, как к первой и самой благородной девице нашего отечества! Но о девичьем благородстве не может судить та, которая его не имеет! Что же касается испанки — она лучшего происхождения, чем некоторые из находящихся здесь!

Сказав это, он выступил с Анной на середину зала.

— Музыканты! Сыграйте немецкий!

Оркестр грянул, Леопольд схватил Анну за талию и сделал с ней три тура. За ним дворяне и придворные, наперебой, приглашали его даму, с Сидонией никто не танцевал. Она исчезла с бала.

Когда Леопольд окончил с Анной тур и оба, с трудом переводя дух, остановились за последним рядом танцующих, рыцарь обратился к ней, все еще не выпуская ее руки:

— Я пригласил вас, желая оказать вам уважение, которого вы заслуживаете, но не хотел быть вам в тягость моим разговором. Однако теперь позвольте спросить вас об одном. Позволяете ли вы, да или нет?

— Скажите, что вы желаете, господин рыцарь!

— Это касается тайны одного существа, о котором упомянула Сидония фон Борк. Так как я считаю вас первою девицей Померании, надеюсь, что вы сохраните в сердце своем то, что я хочу вам сказать.