Рыцарь нашего времени

«Все будет хорошо, – читалось в улыбке мужа. – Ты все сделаешь правильно. Не бойся, дорогая моя».

– А я все равно боюсь! – упрямо возразила Ольга. – Оставил меня здесь одну... бросил...

Она всхлипнула, вытерла набежавшую слезинку.

– Хочу, чтобы ты поскорее забрал меня отсюда, – прошептала она. – Все равно куда, лишь бы с тобой.

* * *

Когда двое новых посетителей вошли в галерею, Владислав Захарович занимался новой картиной: акварелью по мотивам Брейгеля, без затей названной художником «Весна». Вместе с консультантом, работавшим в этот день в салоне, они выбрали лучшее место, и, хотя пришлось перевесить весь «Сельский цикл» Жердинского, включая два диптиха, Чешкин был доволен.

– Почему бы и нет? – бормотал он себе под нос, поглаживая бородку. – Пожалуй, удачный выбор. Конечно, ничего нельзя сказать наверняка... Посмотрим, посмотрим.

Консультант Геннадий беседовал с одним из постоянных визитеров, принося из подсобной мастерской картины и демонстрируя их одну за другой – и сам при этом увлекся процессом, как одобрительно отметил про себя Чешкин. Несколько любопытствующих переходили от одного полотна к другому, перешептываясь между собой негромко, как в музее. Владислав Захарович едва заметно усмехнулся и перевел взгляд на двоих мужчин, остановившихся как раз перед акварелью Павла Еникеева.

Они оказались первыми, обратившими на нее внимание, и Чешкин ощутил любопытство. С Полиной они долго спорили о «Весне», и вот теперь Владислав Захарович решил послушать, что скажут о ней посторонние люди, вполне вероятно, ничуть не разбирающиеся в живописи. Однако его намерению не суждено было исполниться. Стоило Чешкину сделать шаг к этим двоим, как тот, что был пониже, светловолосый и вихрастый, обернулся к нему, и Владислав Захарович увидел перед собой парня с правильными чертами лица и очень ясными серыми глазами, внимательными и любопытными. Во всей внешности его было что-то очень располагающее, почти неуловимое, быть может – легкая насмешливость, скрывавшаяся в уголках слегка изогнутых кверху губ. Чешкину нравились насмешливые люди. Шею парень обмотал полосатым серо-зеленым шарфом, и Владислав Захарович мельком подумал, что, должно быть, на улице снова похолодало.

Второй, обернувшийся вслед за первым, высокий и широкоплечий, в противоположность приятелю был одет не по погоде легко – в рубашку спортивного покроя, широкие джинсы и джинсовую же куртку. Лицо его казалось бы простоватым, если бы не умный цепкий взгляд глубоко посаженных темных глаз под широкими бровями. И уж во всяком случае, отметил Чешкин, это лицо было мужественным. «Занятные лица, занятные...»

– Добрый день, Владислав Захарович, – внезапно произнес первый. – Не могли бы вы уделить нам немного времени?

* * *

– Разрешите объяснить... – начал Макар, как только Чешкин провел их в комнату за галереей, где на полу стояло множество картин, прислоненных друг к другу, и указал на легкие плетеные стулья.

Пока Илюшин вкратце излагал причины их визита, Бабкин незаметно огляделся, затем рассмотрел старика. Он уже видел его на фотографиях в Интернете, однако снимки не передавали самого главного – того достоинства, с которым держался директор галереи. Волосы его были серо-седыми, с проблесками темных прядей, сухопарую спину он держал очень прямо, и, несмотря на демократичность одежды – Чешкин был в бежевом джемпере, из-под которого выглядывал полурасстегнутый ворот рубашки, – производил такое впечатление, словно надел строгий костюм.

– Что же вы от меня хотите? – спросил он, выслушав рассказ Макара. – Я, позвольте вас уверить, не имел никаких дел с Димой в последние несколько лет, и, может быть, вам известна также и причина...

Илюшин кивнул.

– Но в таком случае, – пожал плечами Владислав Захарович, – я не понимаю, чем могу быть полезен... Меня уже допрашивали, и я сообщил господам сыщикам то же, что и вам.

Он, казалось, выпрямился еще больше, в выправке появилось что-то военное, губы плотно сжались. «Ничего он нам не скажет, – понял Сергей. – Непреклонный старикан».

Макар, похоже, подумал о том же. Он кивнул, отвернулся от Чешкина, быстрым взглядом обежал светлую комнату.

– Не могу понять, Владислав Захарович, – задумчиво проговорил он, – почему же вы его не лечили? Это, пожалуй, единственное, что не укладывается у меня в голове.

Чешкин дернулся, хотел что-то сказать, но лишь стиснул губы еще плотнее. Широкие косматые брови, несколько несуразно смотревшиеся на аристократичном лице, сошлись в мохнатую гусеницу.

– На том, что Коля здоров, настаивал именно Ланселот, не вы, – продолжал Макар чуть недоуменно и доверительно, будто советуясь с Владиславом Захаровичем. – А вы, если я правильно понял, утверждали, что вашего внука нельзя оставлять одного, что Дмитрий Арсеньевич ошибочно оценивает его состояние, и его эйфория не имеет под собой никаких реальных оснований. Но если вы понимали это, так почему же вы не лечили Николая?