Рыцарь нашего времени

– Почему же Силотский ничего не сказал Владиславу Захаровичу?!

– Как только я пообещала, что сейчас же поговорю с дедушкой, он меня остановил. Дима сказал: «Что бы ни придумал Денис, это не снимает с меня ответственности. Так что – какая разница?» А я сама не смогла признаться деду, что из троих людей, в которых он так верил, двое оказались недостойными его доверия.

– Знаете, мне все-таки плохо верится в эту историю, – заявил Сергей.

– По-моему, здесь имеет место незамысловатое перекладывание вины, – согласился Илюшин.

Полина покачала головой.

– Я разговаривала и с ней, и с ним. Приехала в мастерскую к Томше, попросила ее быть со мной откровенной. Знаете, она не испытывала ни малейших угрызений совести и очень спокойно рассказала мне о Денисе и Диме. Добавила, правда, что ей жаль, что так все вышло, но при этом смотрела на меня, словно... – Полина запнулась, подбирая слова, – как будто это ее забавляет.

– Томша вам подтвердила рассказ Силотского? – недоверчиво переспросил Сергей.

– Да. Но дело даже не в ней. Денис тоже ничего не отрицал. Ланселот оставил мне фотографию Томши и предложил сначала просто показать ее Крапивину, а потом уже с ним разговаривать. Я так и сделала. В общем-то, по выражению его лица, когда он увидел снимок, все уже стало ясно, но я все-таки спросила его, зачем же он это сделал.

– И что он ответил?

– Он стоял очень бледный и сначала молчал. А потом еле выдавил из себя, что он не хотел, чтобы так вышло, и просит его простить. Что он очень сожалеет. Я ушла и больше с ним не разговаривала.

– А Швейцман? – вдруг спросил Макар.

– Что – Швейцман?

– Он знает обо всей этой истории и о том, какую роль сыграл в ней его друг?

– Не могу вам сказать... – растерялась Полина. – Я не говорила об этом с Сеней. Мне... мне было очень тяжело, и я не хотела ничего ни с кем обсуждать. То, что Денис... смог сделать такое... а мы ему так верили...

В глазах ее появились слезы, и вместо того, чтобы промокнуть их, Полина с силой зажмурилась. Слезы потерялись в густых ресницах.

– Швейцарец хороший. – Она все-таки достала платок и приложила к глазам, улыбнувшись извиняющейся улыбкой. – Он порой кажется смешным, но, познакомившись с ним ближе, начинаешь его уважать. И еще он очень любит свою жену, просто до обожания, и совсем этого не скрывает. Редкая черта для мужчины, хотя... – она вдруг покраснела, смущенно улыбнулась, – я не очень-то разбираюсь в мужчинах, если честно.

Макар, прищурившись, посмотрел на нее и неожиданно спросил:

– Полина, а вам нравятся крысы?

– Крысы? – изумилась она. – Какие крысы?

– Обычные, домашние.

Она задумалась и некоторое время молчала, сосредоточенно глядя на Илюшина. Потом медленно проговорила:

– Нет... пожалуй, нет. Мы никогда не держали крыс, может быть, они бы мне и понравились. Но сейчас я представила себе крысу и подумала, что, скорее, нет. Мне нравятся птицы.

– Птицы?

– Да. Во дворе нашего дома есть голубятня, я дружу с ее хозяином, помогаю ему кормить голубей, когда выдается свободное время. Они удивительные: умные, красивые, очень ласковые. Этой голубятне, представьте, уже лет тридцать, а вокруг нее по-прежнему детишки собираются, как было когда-то в моем детстве.

Полина не стала спрашивать у Илюшина объяснения его странному вопросу о крысах, а он не стал ничего объяснять. Их разговор всплыл у Сергея в памяти, когда он увидел карандашный набросок на стене напротив: пять голубей, запряженных в тонкую упряжь, несут по воздуху хохочущую тучу.

«Он не хотел, чтобы так вышло, – повторил про себя Бабкин, сидя в гостиной у Чешкиных и вспоминая отстраненного человека, застегнутого на все пуговицы, каким показался ему Денис Крапивин. – Конечно, он не хотел, чтобы вся эта история всплыла и стала известна родным Чешкина. Бьюсь об заклад, именно оттого его так и перекосило при упоминании Марии Томши, что она заложила его с потрохами».

– Нашел, вот он. – В комнату вошел Чешкин, держа в руках тонкую школьную тетрадь. – Сам переложил в другой ящик, а после запамятовал. Коля всегда писал в тетрадях и только от руки. Пожалуйста, читайте, если угодно.

Сергей и Макар склонились над тетрадкой. Почерк был крупный, разборчивый, читать оказалось легко. Подчеркиванием Николай выделил заголовок – «Платье короля».

– Платье короля, – вполголоса повторил Илюшин и начал читать.

Платье короля

Король недоверчиво смотрел на себя в зеркало. Он не ожидал... Не ожидал, что платье окажется – таким.