Платье было как лист, в котором на просвет видно тончайшее кружево прожилок, разбегающихся по зеленой мякоти. Платье было как лед – прозрачный хрустальный лед, из-под которого темным глазом, не мигая, смотрит лужа. А когда король повернулся вокруг себя, платье стало как ветер и закружилось вокруг короля, повеяв прохладой и нежным миндальным запахом.
Кто бы мог подумать.
Он обернулся и пристально посмотрел на портных – большеруких, нескладных, с глуповатыми овечьими лицами.
– Где вы научились так шить? – не сдержался король.
Тот, что старше, с загорелой до черноты лысиной посередине головы, неловко переступил с ноги на ногу и, запинаясь, сказал:
– Так, это... ваше величество... Ганс нас учил, ага. Старый он был, вот и взял помощников.
– И руки у него были больные, – тихо вставил второй. – Как по осени пальцы скрючило, так больше и не разогнуло.
– Начал он нас учить и все боялся, что не успеет, торопился.
– И не успел ведь. А мы... мы потом сами, потихоньку... Вот и вышло.
Первый раз за все время на лицах портных промелькнуло что-то, похожее на гордость. Но тут же исчезло, сменившись прежним овечьим выражением.
Король бросил на себя еще один взгляд в зеркало. А затем трижды хлопнул в ладоши, и из соседней залы, шелестя, потекли придворные.
Восторженный шепот... Кто-то ахнул, не веря своим глазам, а кто-то покосился на портных, не понимая, в чем дело. Король невнимательно смотрел за придворными – он и так догадывался, кто увидит платье, а кто нет.
Собираясь выходить, он задержался возле зеркала, и тотчас же люди вокруг него заволновались.
– Ваше величество, – озабоченно зашептал Первый Министр, – нельзя появляться в таком виде! Народ! Народ не поймет!
– Мы не можем не учитывать...
– Вы сами понимаете, ваше величество... настроение масс... ваше, так сказать, реноме...
– Умоляем... ни в коем случае!
– Они не оценят, не поймут.
– Слишком опрометчивый шаг...
Король нашел взглядом портных. Они прижались к стене, и лица у обоих были застывшими и обреченными. Они с самого начала знали, что король не осмелится...
– Я выйду в платье, – сказал король, одним жестом отметая все возражения. – Люди должны его увидеть. Пусть не все... не все сразу смогут понять... оценить... Но я выйду.
Портные не улыбнулись, не обрадовались. На их лицах ничего не отразилось – они так и остались туповатыми лицами мужланов. Только младший глубоко вздохнул, как человек, завершивший трудный путь, а старший согнул и разогнул красные пальцы.
* * *