Рыцарь Огненной кавалерии

— МЕЧТА: ВДРУГ КОГДА-НИБУДЬ МЫ СМОЖЕМ ВЫЙТИ НА ПОВЕРХНОСТЬ И УВИДЕТЬ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ, — сказал он и ушёл.

— Люди решат, что они демоны и убьют их, — Людвиг глубоко вздохнул и рухнул на кровать, раскинув руки.

— Они так и ждут за дверью, — Эйнар прислушался. — Слышу, как жужжат их суставы.

Шум тотчас же стих. Парень фыркнул, но вздохнул.

— А ведь храмовники однажды придут сюда. И убьют тут всех. Роботы странные, но забавные. Мне их жалко. Всё сидят и ждут людей. Как тот Страж, что чинил вышки.

— Я им не доверяю. И точно бы не позволил никому из них держать бритву у моего горла. Присмотрись к ним получше, они могут быть опасны.

— Как скажешь. Эх, столько всего услышал и теперь не могу сосредоточиться. Был бы хоть чуть-чуть поумнее, разобрался бы в этой истории.

— У тебя есть я, — Эйнар рассмеялся. — Но и я мало что понял. То, что Анхель говорил, похоже на то, что рассказывала Берна. Но кое-что совсем другое.

— Скучаешь по ней?

Он не ответил.

— Зря я тебе напомнил, извини, — сказал Людвиг. — Ты потерял уже двух друзей. Я приношу несчастья.

Твоя вина, кричал Старик. И то, что случилось с Берной, и с Ульфом. И не только с ними. Всё это его вина, в которой он боится признаться. И будет обвинять других до последнего. Если бы он не оставил её…

— Знаешь, до того как всё это началось, — парень попробовал лечь поудобнее, но слишком проваливался в мягкий матрас. — Я мечтал узнать хоть что-то о Старом мире. Теперь знаю больше многих. И вижу, что мир был совсем не таким, как в моих мечтах. Мир войн и уничтожения. Может быть, поэтому он так нравился дедушке. Тот был бы там, как дома.

Людвиг грустно улыбнулся и присел.

— В том мире было много хорошего, — сказал Эйнар.

— Да. Было и хорошее, и плохое. Сегодня утром я думал, почему же выжило только плохое. И почему неизвестно об остальном? Неужели из-за того, что это запретила Церковь? Но я уже столько раз видел, как эти запреты нарушают.

— Я тебе не отвечу, — Эйнар сел поудобнее и подпёр голову кулаком.

— Это был вопрос… Как ты говорил?

— Риторический?

— Да, точно. Я не ждал ответа. Но всё же каким бы ни был Старый мир, вряд ли он заслужил забвения. Забыт, но не прощён.

Эйнар дотянулся до тарелки и взял один безвкусный брусок. Хотя какой-то вкус он различал, что-то между землёй и бумагой. Людвиг так и смотрел в потолок, почти не мигая.

— Тебя что-то другое гложет, — сказал Эйнар. — Я же вижу. Рассказывай.

— Ты прав. Я всё думаю о том, что сделал вчера. Сначала недоумевал, как я вообще мог убить человека? Как такой трус, как я, мог убить кого-то? А потом понял, что меня же учили этому с самого детства. Я как те древние машины для убийств. Вижу цель и наношу удар.

Он перевернулся набок.

— Однажды дедушка рассказал мне историю, которая произошла в Старом Мире. Машина с красными глазами выслеживала женщину. Она должна была родить ребёнка, который через многие годы стал бы великим полководцем и одолел армию машин. Женщина в итоге спаслась и победила врага. Ты не слышал?

— Слышал, — Эйнар улыбнулся. — У этой истории есть продолжение.

— Расскажи потом, — попросил Людвиг. — Тогда ночью я уснуть не мог, боялся, что в темноте загорятся красные глаза машины и она кинется на меня. Побежал к дедушке, а он говорит, не плачь, машина давно мертва и никогда не придёт.

Он вздохнул и покрутил тонкое колечко на пальце.

— А где-то сейчас в этих краях родители баюкают ребёнка, говорят, не плачь сынок, Одноглазый Демон мёртв и не придёт за тобой.

Он вытер глаза кончиком одеяла.

— Когда я слышал рассказ кузнеца в Фоллерволте, — продолжил Людвиг. — Больше всего я боялся, что стану таким же чудовищем, про которое он говорил. Но в глубине души я был уверен, что это невозможно. Но теперь не знаю. Я боюсь того, в кого могу превратиться.

— Ты таким не станешь.

Парень отмахнулся.

— Нам никогда не говорили, что такое Цена Огня. Может, они хотели проверить, будет ли готов новенький пойти дальше, когда узнает правду. А до этого момента они лгали. Мне всегда лгали. Все те, кого я знал раньше, у них только и разговоров, что о войне, как это почётно и выгодно. Все так говорили, кроме Рейма. Он не врал о смерти, об убийствах и войне. Ведь для него убить врага это само собой разумеющееся. Хуже ли это лжи? Я не знаю. Он не лицемерил, как остальные, но это он научил меня убивать. Я запутался, Эйн.

— Я тоже.

— Ещё говорят об ошибках, которые нельзя допустить… Хм, я кое-что заметил, тебе это тоже станет интересно.

— Что?

— Я целый день был в твоём клане, и никто словом не обмолвился об ошибках прошлого.

Эйнар потёр бровь и хмыкнул.

— Действительно, мы так не говорим. Хм, даже не задумывался. Но мои предки не жили в убежищах. Когда Старый мир умирал, они захватили какую-то военную базу, где были дрэки.

— Может это причина? — Людвиг даже оживился. — Вас-то не заботят чужие ошибки, а вот мы… вдруг всё пошло из убежищ? Было бы разумно. Но хоть кто-нибудь задумывается, что это значит? Только и говорим, что нельзя их допустить.

Он поднялся и запахнулся в одеяло, ходя босыми ногами по полу.

— А что это за ошибки? В чём их причины? Почему о них говорят?