Повернув голову, я увидел, что и эта фигура повернулась лицом внутрь. Это была Корал, правый глаз закрывала черная повязка, а в правой руке тоже был нож. Потом я разглядел, что у нее в левой руке, и быстро посмотрел на Джулию. Да у обеих были еще и вилки.
– И ты, – сказал я.
– Я говорила тебе, что не знаю английского, – ответила Корал.
– Кто сказал, что у меня нет чувства юмора? – произнесла Джулия, поднимая свой столовый прибор.
Тут дамы плюнули друг в друга и, перелетая через меня, не все плевки достигали цели.
Мне в голову пришло, что Люк, наверное, попытался бы решить эту проблему, сделав предложение обеим, но чувствуя, что у меня этот номер не пройдет, я даже не стал пробовать.
– Воплощение невроза женитьбы, – сказал я. – выдуманное переживание. Это – яркий сон. Это…
Рука Джулии, опустившейся на одно колено, мелькнула, как молния. Я почувствовал, что нож вонзается мне в левое бедро.
Мой крик прервался, когда Корал воткнула мне в правое плечо вилку.
– Это же смешно! – закричал я, ощутив новые приступы боли, когда в руках этих леди засверкали прочие предметы сервировки.
Потом медленно, грациозно повернулась фигура в вершине луча рядом с моей правой ступней. Ее окутывал темно-коричневый плащ с желтой каймой, который она придерживала у глаз скрещенными руками.
– Довольно, суки! – произнесла она, широко распахивая одеяние. Больше всего она напоминала бабочку-траурницу. Конечно, это была Дара, моя мать.
Джулия и Корал уже жевали, поднеся вилки ко рту. У Джулии на губе была крошечная капелька крови. Плащ все струился с кончиков пальцев моей матери, как будто был живым, был частью Дары. Упав на Джулию и Корал, крылья плаща скрыли их от меня, а Дара все простирала руки, закрывая женщин, отгоняя их назад, пока те не превратились в человекоподобные стоящие на земле глыбы, которые все уменьшались и уменьшались, пока одеяние не обвисло естественным образом, а они не исчезли из своих вершин звезды.
Потом раздался слабый хлопок, а за ним, слева от меня, хриплый смех.
– Великолепно исполнено, – раздался до боли знакомый голос, – но ведь он всегда был твоим любимчиком.
– Одним из, – поправила она.
– Что, бедный Деспил совсем не имеет шансов? – сказал Юрт.
– Ты не вежлив, – отозвалась мать.
– Этого ненормального Амберского принца ты всегда любила больше, чем нашего отца, достойного человека. Потому-то ты и не чаяла души в Мерлине, правда?
– Это не так, Юрт, и ты это знаешь, – сказала она.
Он снова засмеялся.
– Все мы вызывали его по разным причинам, но нужен он был всем, – сказал Юрт. – Но итог у этих желаний один, вот он, да?
Раздалось рычание, я повернул голову и успел увидеть, как черты Юрта становятся волчьими. Он упал на четвереньки, и, опустив морду, полоснул меня сверкнувшими клыками по левому плечу, вкусив моей крови.
– Прекрати! – крикнула Дара. – Ах, ты, звереныш!
Он отдернул морду и завыл, вышло похоже на безумный хохот койота.
Черный сапог пинком в плечо отбросил его назад так, что Юрт стукнулся об уцелевший кусок стены и тот, конечно же, рухнул на него. Юрт коротко хмыкнул, а потом его завалило обломками.
– Так, так, так, – донесся голос Дары и, посмотрев туда, я увидел, что она тоже держит нож и вилку. – Что это ты, ублюдок, делаешь в таком приличном месте?
– Похоже, загнал в угол последних хищников, да там их и держу, – ответил голос, поведавший мне однажды очень длинную историю, в которой было полно разнообразнейших автомобильных катастроф и ошибок в генеалогии.
Дара прыгнула на меня, но он нагнулся, подхватил меня подмышки, и рывком убрал с ее дороги. Потом его большой черный плащ завихрился, как плащ матадора, и накрыл ее. Кажется, под плащом с Дарой случилось то же, что она сделала с Корал и Джулией: она растаяла и впиталась в землю. Он поднял меня на ноги, потом нагнулся, подобрал плащ и отряхнул его. Когда он вновь застегнул его застежкой в виде серебряной розы, я внимательно осмотрел его, отыскивая клыки или хотя бы нож.
– Четверо из пятерых, – сказал я, отряхиваясь. – Неважно, насколько реально это выглядит – уверен, это истинно только в иносказательном смысле… Как тебе удалось обойтись в таком месте без тяги к людоедству?
– С другой стороны, – сказал он, натягивая серебряную рукавицу, – настоящим отцом я тебе никогда не был. Когда не знаешь даже, что есть ребенок, это довольно трудно. Потому-то и от тебя мне ничего не нужно, честно.
– С тобой меч, похожий на Грейсвандир, как две капли воды, – сказал я.
Он кивнул.
– Тебе он тоже послужил, а?
– Полагаю, мне следует поблагодарить тебя за это. А еще, ты – не тот… человек, кого можно спросить: это ты перенес меня из пещеры в край, лежащий между отражениями?
– Конечно, я.
– Еще бы, другого ты не скажешь.
– Не понимаю, зачем бы мне говорить это, если бы это сделал не я. Берегись! Стена!
Один быстрый взгляд – и стало ясно, что на нас падает еще один здоровенный кусок стены. Потом он оттолкнул меня, и я вновь распростерся в пентаграмме. Позади с треском валились камни. Я приподнялся и рывком отодвинулся еще дальше.
Что-то ударило меня в висок.