В начале 1180 года возвышение Уильяма Маршала и его друга и господина Генриха Молодого шло полным ходом. Враждебность и подозрительность, некогда портившая отношение молодого короля к отцу, исчезли, и оба короля активно сотрудничали в укреплении анжуйского влияния при дворе Капетингов. Граф Филипп Фландрский начал отдаляться от молодого короля, стараясь усилить свое влияние на нового французского монарха Филиппа II (Филиппа Августа). В первые годы своего правления Филипп II оставался робким болезненным подростком, склонным проявлять нерешительность в выборе союзников. Сначала он отдавал предпочтение графу Фландрскому, и они вместе организовали жестокое нападение на мать Филиппа, французскую королеву. Позднее маятник качнулся в сторону анжуйцев: мирный договор с новым монархом из Капетингов был заключен в Жизоре, что в Норман-Вексене, и Генрих Молодой неожиданно для самого себя оказался втянутым в короткую, но жестокую кампанию против Филиппа Фландрского и герцога Бургундского. Но о ней ничего не сказано в «Истории», и есть только короткие упоминания в других источниках. Генрих Молодой одержал победу, и старый король впервые стал выказывать признаки уважения к старшему сыну.
Тем не менее вопрос статуса молодого короля оставался нерешенным, и к осени 1182 года его терпение истощилось. Желая предупредить об этом старого короля, Генрих нанес официальный визит в Париж и потом выдвинул претензию на герцогство Нормандское. Те же проблемы, которые положили начало мятежу десятилетием раньше, снова всплыли на поверхность. По словам одного хрониста, Генрих хотел получить территорию, где он мог бы жить с супругой. Также хронист добавляет, что молодому королю нужна была семья, с которой он мог бы платить своим рыцарям и слугам за службу. Вероятно, несмотря на успехи в турнирах, Уильям Маршал и другие члены mesnie Генриха все же требовали от своего господина награды за верность. Как обычно, старый король уклонился от прямого ответа, обещав Генриху возобновление содержания в 100 анжуйских фунтов в день (плюс жалкие 10 фунтов для королевы) и службу
Сильнее всего раздражало то, что братья молодого короля, Ричард и Джеффри, процветали. Особенно прочная репутация была у Ричарда. Он получил прозвище Львиное Сердце и впоследствии сыграл важнейшую роль в жизни Уильяма Маршала. Лишившись в 1174 году влияния и помощи своей матери, королевы Элеоноры, Ричард вполне самостоятельно справлялся на юге. Внешне он напоминал старших братьев, хотя самым привлекательным из них все же был Генрих. Хронист, лично знавший Ричарда, писал, что это был высокий и элегантный мужчина. Его волосы имели цвет средний между рыжим и золотистым, а руки и ноги были стройными и сильными. Но по темпераменту Ричард существенно отличался от молодого короля. Ему передалось больше стремительной энергии отца, он был умен, образован, но был всегда готов прибегнуть к насилию, даже жестокости. И главное, не проявлял никакого интереса к рыцарской роскоши турниров. Некоторые из этих качеств, вероятно, сформировались благодаря постоянной необходимости усмирять жителей Аквитании, и Ричард вполне соответствовал стоявшим перед ним задачам. Благодаря упорным военным кампаниям, осадной войне и разрушительным набегам он систематически подавлял недовольство независимых аквитанцев, и даже нашел время обследовать северную территорию соседнего Анжу – графства,
Когда братья молодого короля выросли, встал очевидный и тревожный вопрос: выживет ли Анжуйская империя после смерти Генриха II? Или Бретань и Аквитания станут самостоятельными независимыми территориями? Это всерьез беспокоило молодого короля. Уже почти три десятилетия его отец правил Анжуйским миром. Как его наследник, молодой король имел все основания ожидать, что займет столь же почетное место. В конце концов, он – старший сын своего отца и помазанный король. Значит, он должен занять более высокое место, чем его младшие братья, и требовать от них верности. Понятно, что у герцога Ричарда и графа Джеффри было иное мнение на этот счет. По их мнению, смерть старого короля означала конец империи, и они станут вольны свободно править в своих владениях, которые им стоили немало пота и крови. Спор относительно этого вопроса вернул Уильяма Маршала на арену большой политики.