Тавифу стали все чаще бить у колодца. Причем, если раньше это было просто развлечение, то теперь ей мстили за погибших от рук неверных. Абдул появлялся дома все реже и все время был зол. После его «ласок» Тавифа отходила все дольше, иногда день-два, вообще не выбираясь из хлева.
Халима успокоилась, муж постепенно терял интерес к замухрыжке. А в то, что ее мужа и таких же доблестных воинов, смогут победить, она просто не верила, пока Абдула не ранили.
При героическом отступлении ему прилетела пуля в филейную часть. От этого воин аллаха растерял часть духа и постоянно ныл. Халима как могла ухаживала за задницей мужчины и подносила гашиш в целях обезболивания.
В глазах воина потух огонь. Он уже начал хромая выходить на порог, но не спешил возвращаться на джихад. Для него внове была мысль, что его тоже могут убить. Нет, конечно, он мечтал умереть под черным знаменем, но когда-нибудь потом. Желательно старым и дряхлым. Пока вместо небесных гурий ему хватало двух жен и идиотки Тавифы. Так что браться за автомат Абдул не спешил. Хорошая взятка и он обосновался в городе, помощником сборщика налогов. Цифры его не любили и норовили сплестись в тугой невнятный комок, но в его задачу входило другое – сшибать деньгу с тех правоверных, которые еще не поняли всего счастья жизни в халифате. Для этого достаточно было обладать крепкими кулаками и святой уверенностью в собственной непогрешимости. Для подсчета у них был специалист из Германии.
Убравшись с передовой, Абдул повеселел. Конечно, грабежи – это весело, но тут была приличная по меркам халифата зарплата и боязливо опущенные глаза горожан, которые он принимал за уважение. Жизнь начала налаживаться. Сына аллах забрал, но у него подрастали еще двое. Кяфиры с их самолетами и танками были далеко, а семья близко. Абдула держал в Дейр-эз-Зоре страх, но он предпочитал думать, что это он остепенился.
Тавифа научилась носить воду в ведрах, что было достижением для разрушенного разума и все так же молчала. Абдул рассматривал новые американские автоматы, что должны были переправить на фронт в ближайшее время. Ему доверяли и сделали в его доме тайный склад. Рабыня споткнулась неслучайно, Самир, сын Абдула, швырнул палку ей под ноги, когда она проходила с кувшином мимо отца. Мальчонка часто так шутил, вызывая улыбку отца и Халимы.
В этот раз вода попала на оружие, и отец взбеленился. Разумеется, виновной стала Тавифа. Мужчина схватил винтовку за дуло и принялся прикладом избивать девочку. Ломались ребра и пальцы на руках, когда она пыталась прикрыть голову. Раз за разом она выкрикивала одно слово:
– Харигун! Пожар!
Взбешенный Абдул лупил ее и, скорее всего, забил бы ее насмерть, если бы на крик не прибежали соседи.
– Горишь! Горишь! – выкрикивали они и показывали пальцами на сарай с боеприпасами, откуда шел черный дым.
Благодаря аллаху пожар удалось потушить до того, как с детонировали патроны. Правда ветер перекинул пламя на соседние дома и выгорело полквартала, но это Абдулу было до лампочки. Стали искать виноватых и разбирательство длилось недолго. Едва живую Тавифу потащили в шариатский суд. Люди дичают на редкость быстро. Казалось бы, всего несколько лет назад, население города было образованно и вполне вменяемо. Да, некоторые, кажущиеся странными европейцам, особенности были. Но представить, что девятилетнюю девочку обвинят в колдовстве и приговорят к побиванию камнями? Люди дичают быстро. Тем более, что многие образованные люди сбежали от радостей жизни в халифате, а их место заняли дикие, безграмотные, жестокие лентяи, которым в жизни все должен был дать аллах, а не труд.
Халима ликовала. Она с каждым днем все больше чувствовала угрозу от девочки. Наглая рабыня слишком нравилась Абдулу. После того, как мужа перевели на «гражданскую» работу, необходимость подставлять вместо себя эту дурочку исчезла. Должна была исчезнуть и она сама.
Девочка не понимала происходящего, она вообще ничего не понимала. Ее мир рухнул много лет назад, оставив лишь осколки. Иногда, что-то большое приходило в ее истерзанную душу и говорило. Она не хотела, да и не могла противится этому огромному.
Исполнение казни не откладывали – боялись, что кяфирка умрет раньше положенного. Тычками, кое-как заставили подняться на колени. Если бы Тавифа могла осознать происходящее, то увидела бы десятки злобных глаз, окружающих ее. Ее винили в смерти воинов, ее осуждали за неправильную веру, ее приговорили за их дремучий страх. На какое-то мгновение толпа замерла. Все-таки даже у безумных фанатиков где-то, в глубине души было осознание того, что это неправильно. Кто-то должен был взять ответственность – начать.
Девочка вдруг улыбнулась. Нежно, искренне, как может улыбаться только ребенок и произнесла свое последнее слово:
– Сарухын! Ракета!
Халима вдруг все поняла: дочь шайтана произносила разные слова, но смысл у него всегда был один и тот же – смерть. В ужасе она упала в пыль и прижала ладони к лицу.