Рыцарь-разбойник

– И вы, милые мои, тоже не останетесь без подарков, – надев роскошную шубу, которая была ей, конечно, велика, говорила Элеонора Августа детям. – Это тебе. – Она достала из кошелька деньги и протянула мальчику талер.

– Благодарю вас, госпожа Эшбахт, – отвечал Бруно и по знаку тетки Терезы низко кланялся.

– Зови меня тетя Элеонора, – сказала она.

– Как вам будет угодно, – говорил племянник Волкова. – Тетя Элеонора.

А она уже доставала новые монеты и вручала их девочкам, те тоже кланялись, тоже звали ее тетей Элеонорой.

А потом госпожа Ланге принесла сверху шубу и стала помогать сестре Терезе надеть обновку.

Тереза поверить не могла в это, то и дело косилась на брата: можно ли ей взять такое. Волков едва заметно кивал. И только тогда она согласилась, а Элеонора Августа, улыбаясь и разглядывая Терезу, сказала:

– Как вам в ней хорошо, дарю вам ее, сестра моя.

«Сестра моя» Элеонора повторила несколько раз, а девочек называла прекрасными племянницами. И благодушие, и приязнь так и изливались из Элеоноры. Вот только почему-то случилось это именно сегодня. А до его отъезда в рейд дочь графа выходила к столу, едва ответив кивком на низкие поклоны сестры и племянников. Она, кажется, даже ни разу не заговорила с ними. Только раз при знакомстве сказала что-то Терезе, да и то высокомерно. Других случаев кавалер и вспомнить не смог. А тут вдруг на тебе: «сестра», «племянники», «тетя Элеонора», подарки…

Волков то и дело поглядывал на Бригитт Ланге, та сидела и вымучивала из себя улыбку. И когда ловила взгляд Волкова, так сразу отводила глаза, словно со стыда или от страха.

А Элеонора что-то щебетала и щебетала, но Волков чувствовал в каждом ее слове, в каждой улыбке гниль и фальшь. Гниль и фальшь.

Но он был с ней вежлив, даже ласков. Он согласно кивал ее словам, улыбался ее радости и веселью детей, он брал на колени младшую племянницу Катарину, на первый взгляд – просто ждал ужина, но на самом деле поджидал возвращения Сыча и считал про себя часы.

К ночи Элеонора Августа пришла в спальню и села у зеркала, чтобы Бригитт причесала ее перед сном. Но в этот раз ночной чепец надевать не стала и, дождавшись, когда госпожа Ланге, попрощавшись, уйдет, скинула рубаху и обнаженная пошла в кровать к кавалеру с явным намерением искать расположения мужа. Но Волков был не том настроении. Прелести жены не соблазнили его.

Он даже не повернул к ней головы. Даже взгляда косого не бросил на нее.

– Отчего же вы так ко мне холодны, – говорила Элеонора Августа, ложась рядом с ним поверх перин, – господин мой?

Она лежала совсем рядом и заглядывала ему в лицо.

– Говорил же вам вчера, госпожа моя, – отвечал он ей вполне учтиво, но и без лишней ласки, – что хворь меня донимает от лишней езды верхом.

– И когда же уляжется ваша хворь? – произнесла жена, просовывая руку под перину и кладя ее ему на живот. – Может, я боль вашу успокою?

Так ласкова она никогда с ним еще не была. Положила голову ему на плечо, а сама стала гладить ему живот, забираясь под рубаху. И вела она себя вовсе не как молодая жена, что вышла замуж две недели назад, а как очень даже опытная женщина.

– Не думаю, – отвечал он, отводя от себя ее руку. – Эту боль даже брат Ипполит успокоить не может, умный монах.

Тут вся ласка Элеоноры сразу и закончилась. Ласковая жена умерла, и проснулась опять в ней дочь графа:

– И сколько же мне теперь ждать, пока ваша хворь пройдет? – говорила она с привычным для себя высокомерием. – Долго ли вы пренебрегать мною будете?

– Недолго, – отвечал Волков спокойно, – неделю или две. Может, и три, но не больше.

– Три недели?! – воскликнула она.

– А что, разве вам тяжело без внимания мужа три недели прожить? Интересно, как же вы до лет своих дожили без мужа, если три недели без ласки вам в тягость? – едва ли не с насмешкой говорил он, да еще и улыбался при том.

Она смотрела на мужа едва ли не с ненавистью, не говорила ему, а шипела:

– Когда замуж шла за вас, так знала, что за старика иду, да не знала, что этот старик еще и немощен! Хвор и немощен!

А он вдруг засмеялся и, повернув к ней лицо, сказал:

– Может, и так, только напомню я вам, что перед Богом клялись вы меня любить и в болезни, и в здравии.

Она что-то зло пробурчала и отвернулась. А он посмотрел на ее спину, на ее зад и подумал, что был бы не прочь взять ее прямо сейчас. Но нет, лучше потерпеть, дождаться Сыча.

Элеонора Августа в эту ночь от злости долго не могла уснуть, а кавалер – напротив. Первый, кажется, раз за всю неделю спал крепко. И проспал до самого рассвета, ни разу не проснувшись.

Сыч уехал вчера днем. Значит, в поместье графа он добрался уже ввечеру, ближе к ночи. Если сегодня он займется делом и ему повезет, вернуться он сможет только к вечеру. Сидеть и ждать вместе с молодой разъяренной женой Волкову вовсе не хотелось. И решил он заняться тем, что он откладывал все время. А именно волком.