Рыцарь-разбойник

– А монах говорил, что ее нужно еще и взять. Чего вы ее так отпустили? Почему не взяли ее?

– Позже, – ответил Волков, не хотел он говорить Сычу, что стало ему эту бабенку жалко.

– Вот и зря! – покачал головой Фриц Ламме. – Вот взяли бы ее, так она спать счастливой пошла бы.

– Никуда она теперь не денется, – заверил кавалер.

– Это точно, – согласился Сыч.

Глава 33

А землишка скудная оживала прямо на глазах. Волков еще не завтракал, еще коровы мычали недоенные, а к нему уже пришел купец. Пришел говорить об овсе. Спрашивал, не отдаст ли ему кавалер овес уродившийся. Хитрый мерзавец думал, что с Волковым ему будет легче договориться, чем с Ёганом. Полагал купчишка, что господин вояка дурак, ему серебра посулить – так он сразу все отдаст, цену не спросив. Да не на того напал. «Полтора крейцера за пуд?»

Волков все цены знал. Все и на всё. В Малене в трактирах останавливался, всегда у трактирщиков цену овса, что лошадям его засыпают, спрашивал. Трактирщики говорили, что по четыре крейцера за пуд платят. Врали. Но даже если и врали, то все равно в городе овес был по три монеты. А этот хитрый полторы предлагал. «Ступай ищи другого дурака».

Кавалер с купцом говорил, дожидаясь завтрака, а сам на госпожу Ланге поглядывал: как она? А она и виду не подавала, что с нею вчера что-то случилось. Мила и спокойна, как обычно, с женой его разговаривает. Кавалер решил, что нужно ее от Элеоноры отрывать помаленьку. И тогда он ей говорит:

– Госпожа Ланге, после завтрака съездили бы вы к госпоже Брюнхвальд, выбрали бы у нее сыров.

Бригитт и ответить не успела.

Лицо его жены вытянулось от такого, глазенки она свои вылупила, видно, что злоба ее охватила, и она заговорила быстро:

– Не холопка она вам, холопов в доме хватает, чего госпожу Ланге тревожите просьбами своими глупыми?

А госпожа Ланге положила свою руку на руку его жены и сказала примирительно:

– Элеонора, для меня в том труда нет. С удовольствием съезжу посмотрю сыры.

– Пусть холопы ездят! – не сдавалась Элеонора Августа.

– Холопы в сырах не сильно разбираются, – заметил Волков, доставая и протягивая Бригитт талер. – Выберите у нее сыров самых старых.

– Съезжу, конечно, – сказала та, забирая деньги. – Выберу.

– Не дозволю я! – воскликнула госпожа Эшбахт.

– А вашего дозволения мне и не нужно, я тут хозяин, – насмешливо сообщил Волков. И крикнул: – Увалень, вели запрягать карету госпожи Эшбахт, после завтрака на ней с госпожой Ланге поедете за сыром для меня.

– Да, господин, – откликнулся Гроссшвулле, привычно сидевший на лавке у стены.

Элеонора Августа поджала губы, от негодования ее лицо покрылось пятнами. Но ничего она не сказала.

– Заодно, госпожа Ланге, справьтесь о здравии ротмистра, – продолжал Волков с улыбкой, специально не замечая негодования жены. – Хочу знать, идет ли он на поправку?

– Конечно, господин Эшбахт, – отвечала Бригитт.

– С ней я поеду, – вдруг вмешалась жена его.

Такого Волков не ожидал. Пришлось ему думать быстро, и ничего лучшего не придумал, как это:

– Сидите дома! – Произнес он это едко. – Волнуюсь я, когда не дома вы.

– Нет, я поеду! – воскликнула она.

– Увалень, поедете с госпожой Ланге вдвоем, – твердо повторил Волков.

– Да, господин, – отвечал Увалень.

Госпожа Эшбахт сидела напротив и смотрела на мужа. И по ее лицу покатились слезы. И, кажется, всем стало ее жалко, и госпоже Ланге, и даже Увальню, а вот Волкову ее совсем жалко не было.

Тут как раз Мария и Тереза стали подавать на стол, а Тереза позвала детей своих со двора завтракать. И всем стало не до слез госпожи Эшбахт.

После завтрака новый проситель пожаловал. Тоже купчишка. Пришел просить разрешения поставить в Эшбахте трактир. Предложил десятину с прибылей. Трактир? Трактир – дело хорошее. А что, народа теперь тут много, солдат по окрестностям живет немало, дома ставятся, люди женятся, да и девки гулящие появились после рейда на ярмарку. Купчишки, подрядчики, строители из города, всех стало много. Кому-то кров надобен, кому-то стол, а кому и выпивка с девицами. В общем, трактир – дело хорошее. Только вот не мог понять кавалер, отчего купчишка не боится, что его трактир спалят горцы, когда наведаются сюда с ответным визитом. Неужто он думает, что кавалер такого не допустит? Ладно, бог с ними, с горцами. Придут они или нет, еще не ясно.

– Ставь, за полторы десятины с прибыли, – ответил Волков купцу. – Место с управляющим согласуй. Только не думай, что дурачить меня сможешь, я как-то имел дело с одним трактирщиком и знаю, сколько трактир приносить может.

Не успел купчишка уйти, как новый человек к нему. Век бы человека этого не видеть. Гонец от графа. Письмо привез. Волков даже открывать его не хотел. Распечатал и скривился. Как знал. Граф немедля требовал кавалера к себе. И судя по тону письма, не очень он был ласков. Туда-обратно – день пути в седле. Нога к вечеру будет болеть, а делать нечего. Одна радость: может, Брунхильду удастся повидать.

– Максимилиан, седлайте коней, – невесело велел он.

* * *