— Работает, это хорошо! — и толкнул дверь. — Ну, заходи, Володя! предложил директор мальчику, тот шагнул через порог и очутился в просторном зале, кирпичные стены которого не были оштукатурены и имели вместо окон пушечные и ружейные амбразуры. — Ты, Володя, — торжественно сказал директор, — попал в юго-западную башню замка! Здесь я собираюсь сделать рыцарский зал, каких нет даже в частных саксонских или баварских замках! О, это будет чудо! Любители старины повалят в Плоцкий замок со всего света! Ты — один из первых, кто увидит мои богатства!
Володя при входе в зал заметил кучи разных металлических предметов. Кучи эти, беспорядочные, как показалось ему вначале, были везде — по углам, вдоль стен, на длинных деревянных столах, колченогих и убогих, на каких обыкновенно строгают доски. Все это при первом взгляде напоминало свалку металлолома, но скоро глаз Володи смог разобраться и понять, что весь наваленный здесь металлолом и не был таковым, а представлял собой старинное оружие!
Сколько здесь его было! Володя переводил взгляд с кучи на кучу, ему хотелось поскорее приблизиться, рассмотреть внимательней, потрогать, понюхать, пощупать, поколупать. Но Петрусь Иваныч уже тянул его в дальний конец зала, откуда шел к ним навстречу вчерашний Володин знакомец, представившийся крестоносцем Готфридом Бульонским. Теперь он не выглядел развязным весельчаком, а был хмурым или даже злым. Из одежды имел он на себе один лишь кожаный фартук да засаленные штаны, и щетина его за ночь отросла еще больше, так что вид крестоносца был самый затрапезный, и походил он на рабочего сантехнической мастерской, выскочившего к ларьку попить пивка.
— Чего вам?! — совсем неучтиво спросил Александр Фомич у директора. Работать мешаете, шляетесь только!
Володя подумал было, что Петрусь Иваныч накричит сейчас на «крестоносца», но директор не то что не рассердился, но, напротив, выказал полную терпимость и уважение:
— Александр Фомич, я к вам по делу. Вы помните, наверно, этого юного рыцаря, что прибыл к нам вчера из Питера?
— Ну и что? — по-прежнему был нелюбезен «крестоносец».
— А то, что я хочу определить его на месячишко под ваше бдительное начало. Пусть вам поможет — он парнишка смышленый, да и не хилый, как я вижу. Потаскает вам железки ваши, поддержит кой-чего, почистит, подметет, помоет. А то, я вижу, грязью вы здесь заросли. Ну как, идет?
— Не нужно мне никого! — был приговор Александра Фомича. — Сам я справлюсь! Будет тут вертеться под ногами! Уведите своего рыцаря, Христа ради!
— Но я очень вас прошу! — настаивал директор. — Нехорошо гнать от себя молодое поколение — это же смена ваша, надежда!
— Ваша это смена, а не моя! — был непреклонен «крестоносец». — Мне замены уже не будет! Все сейчас тяп-ляп, халтура да подделка! Не хочу с вами дела иметь!
Но Петрусь Иваныч был упрям, и скоро оружейник смягчился:
— Ну, так и быть. Оставляйте вашего родственничка, только, если он стибрит хоть винтик, я жаловаться не буду — так его высеку, как подмастерьев в цехах средневековых секли. Месяц сесть не сможет!
Директор улыбнулся и спросил у Володи:
— Тебя устраивает это условие?
— Да, устраивает! — твердо сказал Володя. — Я ничего не украду, увидите!
Когда директор ушел, «крестоносец», почесав всклокоченную голову, словно думая, что бы поручить Володе, вдруг резко нагнулся к куче оружия, выхватил с грохотом какой-то предмет, выставил его вперед на вытянутой руке и спросил:
— А ну говори, говори быстро! Что это я держу в руках?! Ошибешься три щелчка в лоб получишь, а правильно скажешь — мне десять пробьешь!
Володя сильно удивился вопросу и предложенным условиям игры, но, однако, уставился в предмет, протянутый Александром Фомичом. Это был длинный четырехгранный кинжал с блестящим щитком, надежно прикрывавшим рукоятку.
— Это кинжал... — робко начал Володя. — Кажется, для левой руки... дага, — и опасливо посмотрел на «крестоносца».
По неказистому, посконному лицу оружейника внезапно разлилась блаженная счастливая улыбка.
— А век, век какой? Говори!
— Шестнадцатый, похоже... — неуверенно сказал Володя.
Что тут случилось с Александром Фомичом! Он, преобразившийся, с горящими глазами, схватил Володю за уши, потянул за них с грубоватой лаской и просто заорал:
— Умница! Гений! Откуда ты все это знаешь! Чертовщина какая! Да неужто я не одинок?! А ну, давай, бей меня десять раз по лбу.
И Александр Фомич, словно сошедший с ума от внезапной радости, согнулся пополам, подставляя голову Володе, которому, однако, совестно было щелкать в лоб солидного по возрасту мужчину, и он вначале отнекивался. Но «крестоносец» решительно настаивал, и Володе ничего не оставалось, как пробить оружейнику десять щелбанов, хотя сделал это мальчик весьма деликатно. Но даже после этой процедуры Готфрид Бульонский не унимался: