— Да нет, — сознался Рене. — Никого я не пробовал, только сам за бабу был… А здесь… здесь у меня ничего не вышло бы… Стыдно, при всех-то.
— Ну, ничего, — успокоила его Марта и потянулась к стоявшей в углу бочке.
Она выкрутила затычку и подставила под струю янтарной жидкости большую дубовую кружку. Наполнив ее почти до краев пенящимся напитком, она заткнула бочку и, отхлебнув из кружки, поднесла ее Рене.
— Пей, милок, пей, сразу силы прибудет… Не пробовал, значит, баб-то? Ну ничего, меня вот попробуешь, я тебя научу… Я тебе такие штуки покажу, пальчики оближешь…
Рене сделалось тепло, уютно и весело, когда он отхлебнул из кружки чуть ли не половину… Он раскраснелся, разрумянился, и боль в плече притупилась.
— Ну вот, — сказала Марта, залпом допивая кружку. — Иди-ка ко мне, на шкуру присядь…
Она помогла Рене улечься на шкуру.
— Вот они, грудки мои, ладошкой за них подержись, подержись, не бойся! Вот видишь, гладенькие они, тяжеленькие… Снизу возьмись да померяй на вес! Во какие…
— Ага! — улыбнулся Рене. — Горячие такие, увесистые… Ух я и пьяный!
— Ничего, — усмехнулась Марта, — сойдешь и такой…
Она осторожно полезла обеими руками в его штаны, расстегнула их и спустила до колен… Рене хихикнул и упал животом на шкуру.
— Ты чего? — усмехнулась Марта.
— Не смотри, мне стыдно.
— Ишь ты! Уж и показать не хочет! — Она шаловливо погрозила юноше пальцем. — А я вот не стыжусь, на, гляди!
И она, повернувшись к нему, широко раздвинула ноги.
— Я уж видал, — на сей раз не отводя глаза, но все же немного смущаясь, заявил Рене. — Когда ты привязанная лежала…
— Так ты далеко стоял, а тут вот я, рядышком… — улыбнулась Марта и пальцами раздвинула густые волосы на лобке. — Вот за эту самую штуку вы, мужики, и воюете, и нас мучите, и сами головы теряете, и деньги платите, и воруете… А ничего, правда?
— Ух и бесстыжая же ты-ы! — восхитился Рене, возбужденно сопя. — Ну и бесстыжая…
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Марта. — Да, милок, такая я, уж не переделаешь… А ты что, не из мяса, что ли?
— Из мяса, — сказал Рене, поворачиваясь на правый бок и показывая Марте, что он уже вполне созрел.
Член его Марте понравился — не очень длинный, но крепкий, как гриб-боровик. Крайняя плоть съехала с гладкой светло-лиловой головки, поблескивавшей в отблесках огня, пылавшего в очаге…
— Ну что же, — сказала Марта, протягивая к нему свои пухлые руки. — Такой игрушечкой побаловаться славно…
Рене привстал; большие руки Марты бережно приподняли его и привлекли к большим тяжелым грудям… Прикосновение шершавой грубой рубахи показалось Марте неприятным, и она осторожно, чтобы не причинить ему боль, сняла с него рубаху. Теперь он тоже был совсем голый, если не считать повязки на плече…
— Вот ты какой, голенький! — замурлыкала Марта и, выпятив груди, извиваясь своим полным, чувственным телом, повела округлыми плечами и потерлась о горячее тело юноши бархатистой, влажной кожей… Рот юноши приоткрылся; он крепко обнял Марту здоровой рукой и жадно припал к ее рту разбитыми губами. Глаза их закрылись, они не хотели видеть друг друга, потому что и лицо Марты было испещрено ссадинами и синяками после драки с Мариусом Бруно, и лицо Рене было разбито Мишелем. Впрочем, и поглаживая друг друга, они ощущали следы побоев, которым подвергались давно или недавно. И на теле женщины, и на теле юноши осталось множество рубцов… Страдания, пережитые ими порознь, были страданиями, понятными обоим. Они знали боль от плети и боль от насмешек, боль от раны и боль от бессилия. Стыд и падение, низость и насилие, убийство и готовность к смерти — все было у них за плечами…
Рене лежал на ней, но плоть его еще не погрузилась в ее тело, хотя Марта и ощущала, как она напряжена.
— Что ты? — спросила она, поглаживая его по спине. — Плечо болит?
— Нет, — сказал Рене, глядя на нее и грустно улыбаясь. — Скажи мне, только скажи правду, — тебе не будет больно?
— Отчего? — удивилась Марта. — Отчего же, родненький мой?
— Ну, от этого…
— Да что ты! — В уголках ее глаз заблестели слезы: никто еще не проявлял о ней такой заботы. — Мне не будет больно, ни чуточки… Спасибо, родненький, спасибо!
Но Рене медлил. Тогда Марта осторожно взялась кончиками пальцев за его отвердевшую плоть и приблизила ее к своему влагалищу.
— Как хорошо… — прошептал Рене, чуть подаваясь вперед.
Марта быстро убрала руку и почувствовала, как все глубже уходит в ее тело упругое, гладкое, горячее и ласковое…