Рыцарь Святого Гроба

— Что хочешь, но уж, наверное, не боевой германский гимн «Императору слава!». — С этими словами рыцарь тенью скользнул внутрь и исчез за дверью.

* * *

Робер уже почти завершил работу, как вдруг из коридора раздался дрожащий фальшивый голос: «Императору Фридриху слава!» Кто-то, не так перепуганно, но еще более фальшиво затянул в ответ: «Пусть цветет, богатеет держава…» Де Мерлан высунулся наружу и застыл, наблюдая за тем, как Жак и Гуго, офицер-савояр, вытянувшись в струнку, отчаянно корежа мелодию и по очереди путая слова, исполняют хорошо знакомый гимн, которым обычно открывались в землях империи рыцарские турниры. Дуэт, словно старая сломанная телега, влекомая тощей клячей по разбитой дороге, одолев первый куплет, уже переходил к припеву, как рыцарь, вволю наслушавшись, пресек глумление над любимой боевой песней.

— И что себе этот Понше думает! — заревел он, встопорщив усы и выпучив посильнее глаза.

— Что случилось, сир? — деланно удивился Жак.

— Да ничего особенного! — продолжал «капризничать» Робер. — И за эту вот конуру, в которую даже моя легавая не полезет, он хочет содрать шесть ливров? Да на соломе в общем трюме и то вольготнее, чем в этом клоповнике. Пошли отсюда, виллан!

Приятели покинули трюм, оставив савояра в полном замешательстве.

— Ну как, удалось что-нибудь обнаружить? — спросил Жак, сгорая от любопытства, едва они скрылись от посторонних глаз.

— А то! — гордо ответил Робер. — Мне ли не знать, куда путники и маркитанты на постоялых дворах на войне ценности прячут…

Он разжал кулак. На ладони лежала половинка незнакомой золотой монеты, разрубленная чем-то очень острым, так что ее края не смялись. На монете различалось изображение воина в лохматой шапке, сидящего на коне, и надпись незнакомой, скорее всего сарацинской, вязью. Глаза у воина были необычно узкими, словно он глядел на мир со строгим державным прищуром.

— Он в щель меж досок у лежанки засунул, когда убийцы пришли, — пояснил Робер. — Я так думаю, они матроса подкупили либо запугали и пароль у него выведали. Этот их впустил, ну они его и порешили.

— Раз уж этот человек…

«…посланник», — добавил про себя Робер.

— …так тщательно ее прятал, — озабоченно выговорил Жак, — стало быть, в этой половинке большая ценность. Спрячь-ка ты ее, сир рыцарь, понадежнее. Мало ли, как дела дальше повернутся.

Де Мерлан отвинтил набалдашник на рукоятке меча, обнаружив небольшой тайник, достал оттуда тряпицу, в которую была завернутая почерневшая от времени щепка, и, присоседив к ней находку, привел меч в первоначальное состояние.

— Ну, вот тебе и очевидец нашелся, — пробурчал он довольным голосом. — Сегодня же, как стемнеет, прислоним его в тихом месте к теплой стенке и вдумчиво, по душам поговорим. Он-то нам расскажет, кому пароль продал.

Поднявшись на палубу, они наткнулись на кучку только что возвратившихся из увольнения матросов.

— Господин Понше, господин капитан! — кричали они наперебой, задирая головы к верхушке кормовой башни. — Нашего Севрена в трактире «У Геллины» в пьяной драке насмерть зарезали!

— Как «зарезали»? — Понше свесился через ограждение и начал перекрикиваться с матросами через головы пассажиров. — И что его понесло в эту дыру? Там же отборная шваль собирается.

— Да сами не знаем, как он там оказался. Мы-то всей толпой отдохнули на берегу немного и двинули к «Двум сиренам»; только начали там гулять, как прибегает служка из «Геллины» и кричит: «Марсельцы с „Акилы"! Там вашего товарища бьют!» Мы, конечно, немедля сорвались всей толпой и бегом туда. Да пока на гору забрались, было уже поздно. Лежит наш Севрен на лавке, глаза закатил, уже не дышит, а в боку у него колотая рана…

Хозяин рассказал, будто пришел Севрен один, стал расспрашивать, мол, тут ждет его кто-то. Да только не дождался, стал вино пить. Тут к нему Мелисса — это у них самая видная девка — и подсела. Едва он с ней сговорился и стал на чердак подниматься, как тут откуда ни возьмись — десяток сицилийских рыбаков. «Наша, — орут, — девка будет!» Ну, Севрен — тот уже разохотился, немедля на них с кулаками и полез. Началась как есть потасовка. За Севрена генуэзцы вступились, за сицилийцев — какие-то мавры. Переколотили всю таверну, словно стадо диких кабанов. Тут венецианская стража подоспела. Генуэзцы и сицилийцы ломанули в дверь и были таковы. Только Севрен остался на полу лежать. Видно, его в свалке кто-то исподтишка ножом пырнул. Что с телом-то делать, капитан? Мы его с собой привезли и в шлюпке оставили.

Пока друзья осмысливали произошедшее, к борту пришвартовалась шеландра с весело гомонящими паломниками, и любители достопримечательностей начали взбираться по лестнице наверх. Одной из первых над бортом показалась голова сицилийца. Он забрался на палубу и стрельнул глазами по сторонам. Теперь в его неприятном мышином взгляде появился новый жестокий блеск.

— Его работа, точно тебе говорю, — прошептал Робер. — Ох и плохи наши дела, приятель.

* * *