Рыцарь Святого Гроба

Робер вместе с гриднем зашел внутрь и оказался в длинной комнате со стенами, драпированными кроваво-красным шелком, с единственным узким стрельчатым витражным окном. Дальнюю половину комнаты отгораживала занавесь из тяжелой парчи. В передней, открытой взору части, несмотря на теплую погоду, горел очаг, над которым булькал котел с кипящей водой. Посредине стоял большой стол из полированного красного дерева и несколько тяжелых кресел. Пахло сладкими восточными благовониями.

Русич усмехнулся и пригласительным жестом предложил Роберу пройти вперед. Рыцарь, путаясь мыслями, но стараясь ничем не выдать своего смущения, решительно подошел к занавеси, откинул тяжелую ткань и остолбенел.

Почти всю отгороженную часть занимал альков размером, пожалуй, с домик, который они с Жаком снимали у Хафизы. Перед альковом стояла большая деревянная ванна, наполненная водой, в которой возлежала донна Корлеоне. Над ней хлопотали две служанки, обнаженные по пояс. Одна из них осторожно подливала в ванну из кувшина горячую воду и сыпала благовония, другая, стоя за спиной у хозяйки, плавными, завораживающими движениями разминала ей плечи. Всю поверхность воды покрывали лепестки роз. Витториа время от времени жмурила глаза, словно нежащаяся на солнце кошка, и возбужденно подергивала ноздрями.

Робер бросил короткий взгляд на покрывало, где были аккуратно разложены детали дамского туалета, и понял, что единственный наряд принимающей ванну сеньоры Виттории сейчас составляет разве что тяжелое рубиновое колье, подчеркивающее нежность и белизну ее шеи. Бросив настороженный взгляд на русича, оставшегося у входа, влюбленный рыцарь отпустил занавесь и сделал шаг вперед.

— Не беспокойся, он не причинит тебе зла, — произнесла Витториа. Она почти не разжимала губ, но ее на удивление низкий голос гулко заметался над сводчатым потолком. — Здесь убивают только по моему приказу, а я его не отдавала.

— Это неправда, сеньора, — ответил Робер. Голос его при этом предательски дрогнул. — А как же тот человек в Мессине?

Служанки, не отрываясь от своих занятий, с интересом посмотрели на Робера.

— Насколько мне известно, — взгляд молодой женщины сверкнул из-под прищура недобрым огнем, — тот, кому он был отдан, погиб во время схватки. Впрочем, это не важно. Я отменила свой приказ. Но только на время.

— И чем же вызвана такая милость с вашей стороны, благородная сеньора? — Робер с детства не терпел высокомерного обращения, и теперь, вопреки вполне понятному возбуждению, которое охватило его при виде давно желанной женщины (да и, не в последнюю очередь, от созерцания двух пар великолепных девичьих грудей), а может быть, именно благодаря ему, рыцарь начал язвить в ответ.

— Я говорила твоему приятелю, — продолжила Витториа, чуть привставая в ванне, так что рыцарь смог по ходу дела наглядно оценить разницу между красивой девичьей и красивой женской грудью, — меня интересует прежде всего то, что вы могли услышать от человека на борту нефа и что вы могли найти в его каюте. Жак отказался мне ответить. — На щеках Виттории появился румянец, губы ее плотно сжались, а отражающиеся в воде соски набухли и отвердели, словно она думала при этом о чем-то очень далеком от хитросплетений политики и императорских интриг. — Теперь я тебе задам тот же самый вопрос. Как только я получу на него исчерпывающий ответ, мы с тобой немедленно переберемся туда, — она указала изящным пальчиком в направлении кровати, — а все они, — палец переметнулся на служанок и ждущего у дверей охранника, — уйдут. Впрочем, — она низко, плотоядно рассмеялась, — если ты этого пожелаешь, то мои служанки могут к нам присоединиться. Поверь мне, рыцарь, я смогу отблагодарить тебя за преданность так, как ты себе не можешь представить в самых диких снах и фантазиях…

— Трудно на все это что-то ответить, — осторожно сказал Робер, при этом размышляя о том, а не стоит ли вместо всех этих пустопорожних разговоров шибануть явно расслабившегося охранничка припрятанным в рукаве метательным ножом, связать служанок, забаррикадировать дверь и получить причитающееся вознаграждение самым надежным и отлично зарекомендовавшим себя во время войны во Фландрии солдатским способом. — Тут уж, право, и не знаю. А как же, к примеру, мой крестоносный обет? И Жак?

— Перейдешь служить ко мне в охрану, — безапелляционно заявила Витториа, которая определенно решила, что Робер просто с ней торгуется. — С огромным удовольствием отошлю этого тевтонского чистоплюя обратно, в пограничный Монфорт.

«Ясно, — подумал про себя Робер, — значит, не врал де Барн. Не удалось тебе его в койку заволочь, красавица».