Рыцарь темного солнца

– Ей повезло, – продолжал меж тем Август, беззаботно щурясь куда-то в угол, – она хоть разум свой в целости сохранила, когда при ней спутников ее убивали. – Мадленка крепко сжала зубы, но ничего не сказала. – Бог миловал, можно сказать. А то тут, при дворе, живет одна помешанная – Эдитой Безумной зовется. Ты еще ее увидишь, она иногда выходит погулять на рассвете, когда никого нет. Очень она солдат боится и вообще всякого, кто в доспехах ходит. Сам епископ Флориан бился с ней, бился, да не смог бедную душу в разум привести, а жаль: такая хорошая была девушка, и красивая, и добрая, и все при ней. А теперь – тень одна. Все в воле божией, Михал, только в ней одной.

– А что с ней сталось? – спросила Мадленка с жалостью в голосе. – Отчего же она… помешалась? – последнее слово она произнесла совсем тихо, словно боялась, что оно может повредить ей самой, сорвавшись с ее губ.

Август нахмурился. Когда он хмурился, две морщинки пролегали на переносице, и юноша казался совсем взрослым.

– Вот одна из причин, почему я рад, что убил того крестоносца, – нехотя сказал он. – Ты слышал, что произошло с Белым замком? – Мадленка несмело кивнула; еще бы, ведь об этом ей рассказал сам Боэмунд фон Мейссен, только тогда она не обратила на его слова никакого внимания. – Они взяли его и никого не пощадили, ни одного человека. Одной Эдите удалось спрятаться, и ее не нашли, но от того, что ей довелось увидеть – а на глазах девчонки резали родных, детей, старых слуг, – разум ее помутился. С тех пор она и стала такая.

Мадленка перекрестилась.

– Сохрани господи.

– Да уж, ты верно сказал, – подтвердил князь Август.

Мадленка подумала, что к сказанному больше нечего добавить. Но один вопрос жег ей губы, и она, не удержавшись, выпалила:

– И все это сотворил тот, с солнцем на знамени?

– Он, – устало подтвердил юноша, – он самый. Теперь-то он точно в аду, где ему самое место.

Мадленка вовсе не была в том уверена, однако же задала следующий вопрос:

– А зачем? Зачем он взял замок и истребил всех его жителей?

– Не знаю, – проворчал Август, поднимаясь с места. – Довольно и того, что замок мешал крестоносцам. Вот они и разрушили его. Много ли нужно бешеной собаке, чтобы лишний раз взбеситься? Кстати, завтра мы отправляемся на поиски тел. Епископ настоял. Панна Соболевская поведет нас туда, где убили настоятельницу, а мы с тобой – туда, где валяются наши рыцари. Скажешь Дезидерию, чтобы он определил тебе хорошего коня. В седле-то держаться умеешь?

– Я? – обиделась Мадленка. – Да я кого хочешь на лошади обскачу!

– И слава богу. Сразу видно, в своем монастыре ты не только молитвы читал!

Князь Август удалился, а Мадленка осталась сидеть за столом. Неожиданно она схватила кубок, припала к нему и, допив вино, вытерла рот рукавом.

Так-так. Держись, самозванка! Ну, явишься ты на место, а тел-то там больше нету. Все под курганом лежат, честь по чести. Мадленка прищелкнула пальцами и рассмеялась. И что ты будешь делать, дерзкая рожа, похитительница чужого имени? Что? Что?

Не-ет, такое зрелище нельзя пропустить. И тут на чело Мадленки набежал туман.

Синеглазый! Вот уж не везет так не везет. Ведь, когда они заявятся туда, никакого рыцаря с выклеванными глазами там не окажется, потому что Мадленка сама помогла ему убраться восвояси. Лже-Михал даже поежился.

А! Она скажет, что, видимо, не все крестоносцы были убиты. Допустим, двум кнехтам удалось бежать, а потом им стало стыдно, они вернулись и забрали тело своего командира. И не только тело, но и знамя в придачу. Негоже терять знамя на поле битвы, это всякий знает. Вот так, и попробуйте уличить во лжи Михала Краковского, что из монастыря Святого Евстахия…

* * *

Надвигался вечер. Три фигуры в засыпающем замке склонились над потухающими угольями.

Шипящий старческий голос выводил:

– Живой придет из страны мертвых… Живой уйдет к живому мертвецу – но не отступится. Вижу опасность, великую опасность… Горе нам, горе! Неуязвим наш враг, не страшны ему ни вода, ни меч, ни веревка, ни козни человеческие. От всех ушел, к себе на похороны пришел. Горе нам, горе!

– Он умрет? – прошелестел второй голос. Настойчивый, тихий, западающий в душу.

– Ничего не вижу… Ничего не слышу… А! Вот! Берегись тех, кто тебе ближе всего… Берегись тех, за кого и душу не жаль положить… Предательство вижу. Двое сплотятся против нас: живой мертвец и мертвый живой.

– Вздор, – твердо сказал третий голос. И еще раз повторил: – Вздор.

– Будь осторожен… Вот они, вот они! Я вижу их. Они смеются, взгляни… Они смеются над нами! Я слышу смех победивших богов.

Глава 14, в которой все идет наперекосяк