Рыцарь темного солнца

На следующее утро Дезидерий ни свет ни заря поднял Мадленку, с трудом отыскавшую себе место для ночлега в какой-то каморке с хламом. В замках того времени собиралось одновременно столько народу, что места на всех не хватало, и в некоторых средневековых рассказах можно прочесть, как люди запросто укладывались спать по три-четыре человека в одну кровать, не видя в том ничего зазорного. По вполне понятным причинам Мадленка предпочитала оставаться одна и устроила себе вполне приличное ложе из груды старого тряпья. Спала она, не раздеваясь, а меч на всякий случай держала поблизости, чтобы он был под рукой. Ночью, впрочем, ничего особенного не произошло. Возможно, что где-то в других местах покушались на чужую жизнь, разбойничали и злоумышляли, однако здесь Мадленка, похоже, никого не интересовала, что ее порядком обрадовало. Утром она едва успела перекусить, когда князь Доминик приказал садиться в седло.

Лошадь у Мадленки оказалась вполне сносная – гнедая, спокойная нравом и уже порядочно отмахавшая на своем веку. Весь отряд, отправлявшийся на поиски тел матери Евлалии и убитых крестоносцев, насчитывал около двадцати человек, не считая слуг. Все были вооружены – не потому, что напрашивались на стычку, а потому, что в описываемое время каждый старался своими силами обеспечить собственную безопасность. Возглавляли отряд князь Доминик и его человек по имени Петр из Познани. То был суровый, замкнутый мужчина уже не первой молодости с черными волосами, серебрившимися у висков, и плохо зарубцевавшимся шрамом наискось через всю левую щеку, полученным в какой-то из многочисленных битв. Среди шляхтичей он слыл одним из самых искусных воинов и, судя по бытовавшим о нем рассказам, вполне заслужил свою репутацию. Твердая рука и золотое сердце – так определил его всезнающий Дезидерий – господину своему, князю Доминику, был предан безгранично. Говорил Петр резко и отрывисто и, видимо, принадлежал к тем людям, которые не любят повторять свои слова дважды.

Князь захватил с собой священника, отца Домбровского, довольно робкого человека, плохо державшегося в седле, а слугам приказал заготовить повозки на тот случай, если тела придется перевозить в княжескую резиденцию. Лже-Мадленка Соболевская ехала на белой лошади рядом с князем и уверенно показывала дорогу. Лже-Михал Краковский старался не отставать от князя Августа, ибо было решено, что сначала займутся поисками матери-настоятельницы, а уже потом позаботятся о павших рыцарях. Очевидно, Августу было не по себе от роли, которую его заставили играть, или же вчера ему влетело от князя больше, чем он согласен был вынести; по крайней мере, весь путь он держался вызывающе и даже мурлыкал себе под нос легкомысленные песенки.

Впереди показался знакомый крест, обозначающий перекресток; Мадленка привстала в стременах, и сердце ее учащенно забилось. Неподалеку от креста валялись двое давешних бродяг, только теперь они были раздеты догола, и солнце бросало свой безжалостный свет на их бледные и грязные тела. Отряд проехал мимо, не останавливаясь, только ксендз Домбровский перекрестился и пробормотал себе что-то под нос, но что – никто не разобрал. Один поворот, другой – теперь они двигались совершенно незнакомой дорогой, и Мадленка терялась в догадках, что бы это могло значить. Время от времени до нее доносился плачущий голос самозванки:

– Они привязали его к дереву и стали стрелять по нему из своих окаянных луков, а он все пытался вырваться, но первая стрела попала ему в сердце, и он…

Мадленке хотелось выть в голос. Глумление над памятью брата казалось выше ее сил. Она мечтала оглохнуть, чтобы не слышать лицемерный голос, и ослепнуть, чтобы не видеть полных сочувствия взглядов, обращенных на похитительницу ее имени. То она призывала все кары небесные на захватчицу, то представляла себе, как та умрет, пораженная неведомой и ужасной болезнью. Мадленка сделалась сосудом ненависти, и успокаивало ее только одно – то, что презренная не восторжествует. Девушка представляла себе замешательство соперницы при виде кургана, креста и цветов, которых там не должно быть. И тогда она, истинная Магдалена Мария Соболевская, выйдет вперед и скажет: не верьте ей, она лгала вам, – и в доказательство представит закопанное платье, она ведь отлично помнит, где спрятала свою одежду. Мадленка устала от неопределенности и жаждала, чтобы ее подозрения наконец подтвердились или, наоборот, были опровергнуты. Будь убийцей хоть Август, хоть сам князь Доминик, в присутствии стольких людей и ксендза никто ничего не посмеет ей сделать. Мадленка отвлеклась от своих мыслей и поглядела вокруг себя. Да, так оно и есть: они въехали в тот самый лес.

Мадленка так и впилась глазами в лицо Августа. Он или не он? Ни один убийца не любит возвращаться на место своего преступления. Но на подвижной физиономии Августа застыла неприкрытая гримаса скуки. Он уже не напевал себе под нос —Мадленке показалось, что юный князь чем-то озабочен. И девушка даже вздрогнула, когда тот обратился к ней.