Рыцарь тьмы

— На самом деле, нет. Как я уже сказал, мы посадили Эрика в клетку и оставили его в покое, пока он не пришел в себя.

Это будет долгий день.

— Мне больше нравилось, когда она пела мелодии из шоу.

— Я совсем одна… — начала она, напевая единственную слезливую песню в Спамалоте, но это было, по крайней мере, лучше, чем ее болтовня о роке. Песня на самом деле была забавной. — Никого, кто мог бы утешить меня или направить…

Вэриан посмотрел на Блэйза.

— Поскольку я не утешаю ее, могу я ее бросить?

— Я бы сказал «да», но я знаю, что ты никогда бы этого не сделал.

— Почему ты так уверен?

Блэйз подошел достаточно близко, чтобы остальные не могли его подслушать.

— Я видел, как ты заботился о ней. Ты не такой крутой, каким притворяешься. Я всегда удивлялся, почему Мерлин терпел тебя. Теперь знаю.

— Не позволяй моему вниманию к ней одурачить тебя.

— Да, я знаю, ты можешь и надерешь мне задницу. Я могу защититься от тебя. Но я заметил, что ты не очень-то стремишься нападать на тех, кто этого не может.

— Заткнись, Блэйз.

Ухмыляясь, он отошел.

Вэриан молчал, пока нес Мереви, в то время как она переходила от пения к хныканью. Его беспокоило, что Блэйз смог так хорошо его раскусить. Он гордился тем, что был сложным и загадочным. Ему не нравилось, когда кто-то что-то знал о нем. Это держало людей на расстоянии и позволяло ему обрести покой, которого он жаждал.

Он все еще не был уверен, почему впустил Меревин в свой круг. На него это было не похоже. Особенно с тех пор, как узнал, что она продала его ради своей красоты.

«На самом деле нет», — возразил его внутренний голос. Все, что она сделала, это сменила рутинную работу на уход за ним. Именно ее собственная отчаянная глупость превратила ее в пешку в руках его матери. Его мать была мастером манипуляции. Она даже могла притворяться доброй и милой, когда хотела.

И вот когда доброта заканчивалась, вам стоило прятаться.

— Скажи мне, Вэриан, — произнесла Меревин, обвивая руками его шею, уткнувшись головой ему в подбородок. — Ты думаешь, мир — уродливое место?

— Полагаю, это может быть так. — В ее действиях было что-то настолько нежное, что это тронуло его в самом странном месте.

В его сердце.

То, как она обняла его, было таким доверчивым, почти детским. Ни одна женщина никогда по-настоящему не обнимала его. Конечно, они обнимали его во время секса, но это никогда не было нежным объятием. Дружеским объятием. Никогда ничего подобного.

— Нет никаких предположений, — тихо сказала она. — Почему люди должны быть такими злыми? Я этого не понимаю. Но хуже всего то, что я тоже была одним из них. Единственная причина, по которой я согласилась на сделку с твоей матерью, заключалась в том, что мне не пришлось бы выходить замуж за уродливого мужчину.

Она крепче обняла его за шею, ее голос дрожал, а дыхание щекотало ему шею.

— Я веками лгала себе, говоря, что это потому, что он не уважал меня и не видел меня, но, в конце концов, я знаю правду. Он был намного старше, лысый, весь в шрамах, с холодными глазами-бусинками. Все, чего он хотел — это племенную кобылу, которая стала бы матерью его наследника. Я даже не смогла заставить его поговорить со мной. Каждый раз, когда я пыталась, он отвечал только, что такова воля Божья, что у женщин нет другого мнения, кроме того, которое им дает отец или муж. Все женщины должны быть кроткими и молчаливыми.

— Ты, конечно, не молчаливая.

— Да, именно так. По крайней мере, когда я не в Камелоте. Там я говорю вполголоса, потому что разговаривать с другими, когда ты отвратительна, только вызывает их презрение. Или тыльную сторону их ладоней.

Волна гнева захлестнула его от ее слов. Как и она, он ненавидел то, что люди могут быть такими жестокими.

— Но ты больше не уродина.

— Нет. Я прекрасна. Уродство теперь внутри. Поэтому я спрашиваю тебя, что лучше? Быть уродливым внутри или снаружи?

Ему даже не пришлось обдумывать этот ответ.

— Ты знаешь мою мать. Как думаешь, что я предпочитаю?

Она подняла голову, чтобы посмотреть на него.

— Это всего лишь слова, но ты когда-нибудь затаскивал в свою постель уродливую женщину?

Вэриан замолчал, осознав правду.

— Нет.

От него не ускользнуло разочарование в ее взгляде.

— Тогда ты такой же плохой, как и все остальные. — Она замолчала и на мгновение прикусила губу, погрузившись в размышления. — Или нет? Ты ведь спас меня, когда я была уродиной, не так ли?

— Да.

— Почему?

Он ответил правду.

— Я не выношу, когда над кем-то издеваются.

— И все же ты убиваешь людей ради Мерлина. Разве это не насилие?

Не желая обсуждать это или свои мотивы, он хмуро посмотрел на нее.

— Как ты можешь быть под действием дурмана и вести серьезные этические дебаты?

— Потому что… — Ее голос затих, а глаза остекленели.

Вэриан остановился в тот момент, когда понял, что с ней не так. К сожалению, это произошло слишком поздно, когда содержимое ее желудка изрыгнулось на него.

Он съежился от ужаса.

— Мне так жаль, — выдохнула она.

— Мне тоже.

— Нет, правда, мне жаль.