— Наглый маленький… — Шарлотта проглотила ругательство и уперла взгляд в совершенно спокойную Бьянку. Ещё никогда полуулыбка старшей сестры не казалась ей настолько ядовитой. — Что?!
— Ты сама ведёшь себя как маленькая, сестрёнка, — почти что пропела Бьянка. — Наш братец узнал нас, я заметила это по его взгляду.
Шарлотта отшатнулась от сестры, когда та вдруг расхохоталась.
— Сколько там было отчаянья! Однако, стоит отдать ему должное… Жончик неплохо умеет играть на публику.
— Если он узнал нас, то почему не… — Рука Бьянки, проворно закрывшая ей рот, помешала закончить предложение.
— А сама то как думаешь? — Бьянка отпустила Шарлотту и отошла от неё на несколько шагов. — Наш птенчик решил жить своей жизнью.
— Другими словами…
— Ему глубоко наплевать на Арков, — Бланш заработала недовольный взгляд от прерванной Шарлотты, но ей явно было не до ущемлённой гордости сестры. — Он ни за что не пойдёт с нами по доброй воле.
— Ну… — Бьянка сделала вид, что разглядывает свой маникюр. — Раз уж план нашего дорогого родителя провалился, нам не остаётся ничего иного, кроме как последовать моему плану.
— Твоему плану? — Шарлотта насторожилась. — Только не говори, что…
— Да, — Улыбка Бьянки заставила поежится даже невозмутимую Бланш. — Пришло время объявить о счастливом возвращении нашего братика во всеуслышанье.
***
Тишину в кабинете директора академии Бикон разорвал звон колокольчика, оповещающий о прибытии лифта. Как только двери оного раскрылись, через зал к его столу будто пролетел вихрь.
— Я полагаю, ты уже в курсе о скверном положении дел, Жон. — лицо Озпина застыло в чрезмерном даже для него спокойствии.
— Да. Ещё как, блять, в курсе, — лицо Жона, словно в противоположность Озпину, сохраняло маску бешенства и раздражения. — Чёртовы шлюхи…
— Довольно точная характеристика, но не слишком вежливая, как по мне, — Озпин повернул голову в сторону окна, продолжая сохранять каменное выражение лица. — Однако, после увиденного, я сомневаюсь, что другая подошла бы. Впрочем, впредь я бы хотел не слышать подобного в этих стенах. Я, конечно, и сам теряю контроль иногда, но надо знать пределы.
— Они… Они просто свалились мне на голову, как снег посреди июля и… — Жон вдруг застыл. — Они говорили с вами?
— Да, — Озпин тяжело вздохнул. — Говорили. Вот только назвать нашу беседу приятной у меня язык не повернётся.
— Могу себе представить, — Жон вспомнил надувшуюся словно павлин Шарлотту и жуткую даже несмотря на красоту Бьянку. — Они не самые лучшие собеседницы, это уж точно. Что конкретно обсуждали?
— Арки требовали, чтобы твоё поступление признали недействительным, а тебя — отправили «домой». Ха! Вот ещё… Буду я прогибаться под каких-то… Гхм. Недостойных личностей.
— Пожалуй я возьму эту фразу на вооружение, — Жон через силу выдавил улыбку.
— Я надеюсь, что вы оставите в секрете личность её автора, мой юный друг… — Озпин прервался. — Итак, что вы будете делать?
— Делать? — Жон прекратил попытки улыбнуться. — Ничерта я не буду делать. Я почти ничего не помню из своего прошлого, я вырос в детдоме, а единственной личностью, близкой для меня к семье, стал добрый офицер КМП США, что обучил меня и помог с поступлением…
Жон подавил желание сплюнуть на пол.
— Пусть эти суки подавятся этой сказкой, ничего больше они от меня не услышат.
***
Вайсс прикрыла глаза и взяла пакетик с соком. Ухватив трубочку губами, она втянула порцию вишневого сока и с наслаждением вздохнула. В парке было так тихо и умиротворенно, что она, пусть всего на несколько мгновений, забыла о всех насущных проблемах и давлении. Даже тот факт, что ей в напарницы достался неуравновешенный ребенок с комплексом героя, больше не волновал её. Девушка осмотрелась по сторонам, отмечая, что все лавки в парковой аллее, помимо той, на которую она присела, были пусты. «Оно и к лучшему!» С этой оптимистичной мыслью Вайсс снова зажмурилась и поднесла пакетик ко рту. Ей всегда нравилась вишня.
Птицы чирикали, ветер шелестел кронами деревьев, а пчелы жужжали, перелетая от цветка к цветку, от клумбы к клумбе. Шни любила такие моменты за возможность побыть даже не собой, а просто человеком, который может наслаждаться жизнью, не думая о чести семьи и прочих непонятных большинству вещах.