Рыцарь умер дважды

Я прочел послание, и нож вдруг засветился. Он взмыл, и занесся, и вошел мне прямо в грудь резким быстрым ударом. Он пронзил сердце. Он не пролил ни капли крови, но врос в мою плоть, весь, и мне не было больно, а только бесконечно тоскливо от осознания: это дар, последний дар отца. В ноже великая сила шамана, сила, не спасшая единственную и отныне ненужная. Она влилась в меня. И я взлетел в небо без заговоренного пера.

…Я помню: я полетел к краю мира, на казнь. Я сразу увидел большую толпу «зеленых» и «звериных», некоторые из которых плакали, а другие кричали проклятья и кидали камни. Девочка — босая, простоволосая, без тех веточек плюща, что раньше вились в ее волосах, — шла по каменистой пустоши сама, никем не понукаемая, не оборачиваясь. Ей галдели и шипели вслед, но она не слышала. Она глядела вдаль, в звездную пустоту впереди.

Ее раздели догола, ее хлестал ветер. Выдрали ей в ярости волосы, оставшиеся висели патлами. На коже — на спине, на руках — я видел кровоподтеки и синяки, темные, как трупные пятна. Девочка споткнулась. Упала. Поднялась, прежде чем кто-то бы приблизился. Она наступила на тлеющий цветок и протянула вперед руку, пальцы коснулись прозрачной завесы, отгораживающей бездну. Здесь мужество изменило. Девочка обернулась.

— Я… — прошептали ее губы.

И я бросился к ней. Повстанцы выпустили стрелы из нашего же украденного оружия, но все отлетели, ведь дар, заточенный в ноже, защищал меня, мой отец защищал меня. Я приблизился к ней — к Кьори — и подхватил на руки. Я взмыл в воздух. В меня продолжали стрелять, а она билась и кричала:

— Оставь, экилан! Все правильно! Все…

— Она простила тебя, — прошептал я, склонившись. — Простила. — И уже громче я крикнул остальным: — Жанна Исчезающий Рыцарь не хочет, чтобы было так! И тот, с кем она надеялась принести мир, не хочет, чтобы было так! Вы не слышите! Но я слышал! Слышал и…

…Слышу.

Они мертвы — их голоса не могут нас достичь. Они мертвы, и нам не спросить, правильно ли мы поступаем. Они мертвы — и не вернутся. Но прямо сейчас, когда я простираю руку вверх и кричу: «Идемте! Идемте со мной в Черный Форт, ведь это наш дом!» — расступаются зеленые облака. Расступаются, давая посмотреть на вечернее небо, синее. Оно все в сверкающих холодных звездах, и две — золотые — сияют ближе всех.

— Жанна… Джейн…

Кьори Чуткое Сердце закрывает глаза, дрожа на моих руках. Она в чем-то красива, девушки «зеленого» народа всегда казались мне красивыми и хрупкими, будто они по-прежнему, как до Творения, — просто живые цветы. У этого цветка обрублены последние побеги, последние листочки… но они еще вырастут. Я помогу.

…Ведь я помню: текст послания из рукояти ножа плыл перед глазами. Вождь говорил о том, как любил ее и как любил меня. И еще, что несчастная девочка-убийца — та, ради кого Джейн шагнула к нему навстречу, так странно и страшно началось их «навсегда». Он напомнил, что близится ночь Созидания. Что отныне, когда я наследник его дара и власти, я должен беречь два народа. Что раскаивающаяся предательница, осужденная на смерть, заслуживает милости, ведь у нее действительно чуткое сердце. Так просит он. Так просит Жанна. Так просят те, к чьему Небесному Саду они отныне принадлежат, и Тот, кто смотрит на Сад из города, утопающего в розах и витражах. Девочка-убийца станет моей женой. С девочкой-убийцей мы примирим два народа. Им тяжело будет принять ее и тяжело будет принять меня. Но мы выстоим. Мы сможем, и наш мир перестанет осыпаться в холодную звездную тьму, ведь его поддержат крепкие корни Исполинов. Я заговорю с ними уже скоро, а Кьори — теперь моя Кьори — будет играть им на свирели, как и каждому усталому или измученному. Ее музыка и моя сила будут нести только покой и свет.

Так я обещаю тебе, Жанна, Исчезающий Рыцарь. И тебе, отец.

Я никогда вас не забуду.

ЭПИЛОГ

[ЭММА БЕРНФИЛД]