Рыцарь умер дважды

— Вы молоды, но видитесь мне человеком, умеющим добиваться целей. Ваша история станет поучительным примером для нашего сына.

Сэма, силясь скрыть досаду, жмет плечами. «Я не мальчишка», — вот что выражает лицо, а я с невольной улыбкой вспоминаю, что Андерсен младше меня на год, хоть это и незаметно. Винсент тихо фыркает: его вряд ли впечатлила лесть белых, да и едва ли ему приятна — и вообще нужна — сторонняя оценка того, что сломало его жизнь.

— Чужие истории — не лучшие учителя, мэм, — наконец размеренно изрекает он. — Учиться следует на собственных. Вы не…

Жалкое подражание Штраусу перерастает в бодрые аккорды — столь громкие, что Винсент осекается. Оживление катится по зале, молодежь смеется, и я узнаю настырный мотив. Время кончается, и музыканты знают, чем завершить вечер. Под нашими сводами разливается…

— Кейкуок, господа! — звенит рядом. — Кейкуок! Идемте со мной, о Черная Пантера!

Мгновенно появившись, Джейн выскакивает перед шерифом и отвешивает ему шутливый книксен. Винсент изумленно поднимает брови.

— Мисс Джейн? Я…

Она, посмеиваясь, хватает его под руку и волочет прочь, туда, где уже строятся пары. Обернувшись, поведя оголенным плечом, сообщает Сэму:

— Простите, мистер Андерсен, этот индеец сегодня крайне неучтиво опоздал. А ведь я обещала ему танец! Скоро я снова буду с вами!

Они сливаются с толпой под сконфуженными взглядами моих родителей и удивленными — Андерсенов. Отец тут же бормочет о том, что Джейн «дикарка, хотя на самом деле прекрасно воспитана»; мама, явно не желая участвовать в оправдании дочери, сообщает, что ей необходимо проверить, как там ужин. Я жду, поглядывая на расстроенного Сэма: может, ведомый дружеской симпатией или хотя бы желанием наблюдать за Джейн, он пригласит меня?.. Но он остолбенел; продолжает стоять, когда отец предлагает Андерсенам «допить, наконец, пунш, ведь он повышает аппетит!». Взрослые уходят. Мы остаемся вдвоем.

Славный танец — кейкуок. Насмешка над всем, что танцевалось до него. Дурашливая бравада, торжественный променад и чудесный простор для флирта — ведь можно держаться за руки, строить гримасы, подталкивать партнера и даже легкомысленно клюнуть его в щеку. Главное — не сбивать шаг, не мешать другим, ведь в какой-то степени кейкуок, что танцует молодежь в бальных залах, — еще и марш. Джейн с ее лазурно-лимонным платьем кажется такой чудной рядом с Винсентом Редфоллом. Он выбивается тенью среди пестрых сюртуков, но танец знает. Порой смеется, хотя в другие мгновения медно-смуглое лицо принимает привычное выражение — строгое и настороженное. Смотрится это довольно комично.

— Неожиданный выбор, — слышу я напряженный голос Сэма. Он хмурится. — Я не полагал, что они близки…

Злится. Сердце колет предательская радость. Я могла бы сказать сейчас что угодно, любую чушь, подогревая эту злость. Но… я знаю свою Джейн. Знаю себя. Мы уже говорили о Винсе и о том, что моя сестра для него — просто «немного краснокожая». А я никогда не делаю подлостей. Мягко коснувшись локтя Сэма, я отзываюсь:

— Винсент тренировал ее в стрельбе по просьбе отца. Вообще бывал у нас часто, пока не стал шерифом. Он старше лишь на шесть лет, мы с Джейн считаем его… кузеном или вроде того. Не берите в голову глупости, мистер Андерсен… Сэм.

«Ей нравитесь вы». Но на это не хватает мужества, и я молча отвожу глаза.

— Она назвала его Черной Пантерой.

Невольно у меня вырывается вполне искренний смех.

— Она считает, что не бывает индейцев без подобных кличек. Сама придумала. Его так не зовут. Джейн…

— Удивительная.

Как тепло он произносит это, с какой тоской смотрит на мою сестру и шерифа, замерших друг против друга. Кейкуок кончается, комичная процессия уже описала по залу полукруг. Джейн хватает Винсента под руку, кружится с ним. Рядом вдруг раздается глухой стон.

Когда я поворачиваюсь, Сэм стоит, согнувшись, и яростно трет лоб. Дрожащие пальцы сжимают локоны, зубы стиснуты, и во всем лице — невыносимое страдание. В неожиданном даже для себя самой порыве я склоняюсь, беру его за плечи, тяну ближе. Он поддается, слегка опираясь на меня. Прижимается. Точно ищет спасения.

— Мистер Андерсен? Сэмюель? Господи… вам дурно?

Он дрожит. Он очень холодный, как ледышка или… мертвец? Или я сама похолодела? Приглаживаю его иссиня-черные вихры, накрываю своей рукой руку и тихо предлагаю:

— Идемте на воздух.

Но он уже приходит в себя и выпрямляется — резко, пружиной. На прикушенных губах знакомая улыбка; только бледность и потемневшие глаза выдают, что буквально пять секунд назад что-то было не так. Сэм оправляет манжеты, затем ворот и делает глубокий вдох.

— Боже, мисс Бернфилд. — Его голос ровен. — Эмма… вы совершенно правы, я позволил себе лишние домыслы и лишний пунш, наверное. Мне лучше. Благодарю вас. И…

Спохватившись, я убираю руку с его волос. Румянец заливает щеки и становится совсем невыносимым, когда Сэм дарит мне новую улыбку.

— И спасибо… за заботу.