Ойво говорит громко, внятно, и слова действуют на собравшихся. При имени врага они дрожат и скалятся, при слове же «секрет» все в едином порыве подаются вперед. Теперь в глазах не только тревога и благоговение, там — вера, и я готова умереть прямо сейчас, умереть, чтобы не лгать. Кьори бледнеет. Кажется, она не подскажет, она ничего не знает. Я зажмуриваюсь; все силы уходят на одно — владеть лицом, скрыть, насколько я боюсь тех, кто окружил меня. Мне даже страшнее, чем было, когда я пряталась от теней. Экиланы могли убить меня, ненавидя ту, на кого я похожа; эти же существа убьют меня как предательницу, лишившую их идола. Их больше. Они не ограничатся одной стрелой. «Я не Жанна.
— Нет. — Удается выровнять тон, посмотреть на Ойво прямо. — Не узнала. И была ранена.
Вайю, внимательно меня слушающий, хмурится; лицо принимает удивленное, затем скорбное выражение. Он вдруг отступает, прячет за спиной руки, наверняка сжатые в кулаки. Слышу тяжелый вздох, но не даю себя сбить и продолжаю:
— Я пыталась. Но мой план не сработал.
— План? — Глаза Эйро сужаются, искря любопытством. — Какой план? Расскажи!
Я сама загнала себя в яму, сама оборвала последнюю веревку и теперь обречена. Не стоило, не стоило углубляться. Слов ждут все, не только нависшие надо мной орел и волк. Пасть одного, хищный клюв второго — один вид их, вместе с флером
— Да что вы?.. — Цьяши нагло ударяет кулаком в плечо орла и отпихивает его. — Зачем обсуждать неудачные планы? Ну провалилась ее вылазка, кто не проваливался? Болтают, что он просто ее выследил раньше, чем она к нему подобралась.
Торопливо цепляюсь за эту версию, киваю, более всего на свете боясь новых вопросов:
— Именно. Он… нашел меня, я едва ушла. И меня ранили каким-то… волшебством. Я с трудом добралась домой.
Некоторые сзади ахают.
— О Звезды… — выдыхает старая женщина с волосами, похожими на лук. — Что бы мы делали, если бы тебя не стало…
Кто-то шепчется, кто-то взбудораженно рычит, кто-то всхлипывает. Кьори сильно-сильно прикусывает губу, мрачна и Цьяши, которой я пытаюсь благодарно улыбнуться за неуклюжее, но напористое заступничество. Она не видит этой улыбки.
— Что ж, — тихо изрекает Эйро. — Не узнала. Жаль. Тогда второй наш вопрос по поводу…
Ойво спасает меня, прежде чем я успела бы снова запаниковать. Он напоминает:
— Мы все еще хотим в твой мир. За стреляющим оружием. Оно нужно нам в борьбе, и если бы ты уговорила волю Омута пропустить нас с тобой, мы были бы благодарны. В отличие от большинства… — Он опять обводит толпу, — мы не боимся, какими бы жестокими ни были твои сородичи. Мы возьмем, что нам нужно, и уйдем, и…
Я не владею виртуозным даром угадывать обман. Обмануть меня не многим сложнее, чем одурачить лысого джентльмена, скупающего у заезжих торговцев все подряд «средства для чудесной шевелюры», или ребенка, которому приятели предлагают волшебные бобы за доллар. И все же что-то в словах тревожит; на мысли наводит и то, как подобралась Кьори. Если при вопросе о тайне Мэчитехьо я не могла рассчитывать на подсказку, то здесь получаю ее сразу: делая вид, что поправляет волосы, Кьори едва уловимо качает головой. «Не пускай их!» — вот что она немо, испуганно говорит.
Я ищу ответ, за который не буду растерзана, но меня освобождают от поисков. Один из присутствующих, — казалось бы, самый невозмутимый, Вайю, — буквально взрывается. Вновь подступив, он впивается взглядом в звериных; черные цветки в волосах источают еще более резкий запах, чем раньше.
— Не верю. Вы все еще не отказались от затеи? Жанна все вам объяснила.
— Объяснила. — Ойво отвечает мирно, но в глазах нервный блеск. — Но прошло столько времени… Вдруг передумала?
Тон не вводит Черную Орхидею в заблуждение, он продолжает смотреть прямо и зло. Двое смотрят в ответ. Вайю оглядывается на толпу, кидает пустой взгляд на меня и, точно прочтя мои мысли, качает головой:
— О нет. Я знаю
Ойво раздраженно качает крылом и, видимо, не переборов себя, переглядывается с товарищем. Эйро, подавшись вперед, вдруг бесцеремонно тянет когтистую руку. Он снова улыбается, так, что видны ощеренные клыки.
— Храбрейший из этой зелени… лучший. И все равно трус.