Она держит меня под руку, опасаясь, что я упаду. Мы похожи на прогуливающихся подруг, и Цьяши это явно раздражает. Пару раз она уже отгибала ветки так, чтобы хлестнуть нас побольнее, вот и сейчас я вовремя перехватываю гибкий побег с мелкими красно-розовыми бутонами. На ладони остается ожог, точно уцепилась за крапиву.
— Да… — растираю руку — Приму, если Джейн приняла…
— Тогда слушай. — Кьори нервно облизывает губы. — Так будет даже лучше, по крайней мере, ты меньше испугаешься. Лощина — священное место, там лучше не кричать. Там, в земле, последний Саркофаг из созданных Разумными Звездами. Спасительный… — она запинается.
…История, которую она рассказывает, похожа на кровавую сказку еще сильнее предыдущих. Я забываю смотреть под ноги, — вглядываюсь в жрицу, вслушиваюсь, одновременно завороженная и переполненная отвращением и ужасом — ужасом девушки, верящей в другое. В то, что лишь один Человек за всю историю мира воскресал и воскрешал.
Разумные Звезды, местные божества, не слепили жителей Агир-Шуакк из глины, не создали из света и воды. Они взяли за основу свои же ранние творения: сначала вырастили из семян «зеленый» народ, затем, не в полной мере довольные, решили выяснить, что получится из зверей. То, как они сделали это, напоминает не Божий акт Творения, а эксперимент безумца, кого-то вроде доктора Фауста или вовсе — Виктора Франкенштейна.
— Но «звериным» уже не нужны были гробы, чтобы плодиться, вот в чем загвоздка, — бесцеремонно обрывает подругу Цьяши. — Они ведь уже знали, как сношаться. И благополучно делают это до сих пор.
— Цьяши!
Гибкая Лоза смеется и отмахивается, к нашим ногам падает ветка. Кьори вздыхает, аккуратно перешагивает ее, подобрав полы травяной юбки, и продолжает рассказ.
— Когда пришли экиланы. — Кьори поднимает глаза к небу, едва виднеющемуся за листвой. — Когда погиб старый светоч. Когда молодой престолонаследник Эйриш Своевольный Нрав принял его магию и сразился с Мэчитехьо, но проиграл. Он умирал, а наши жрецы и воины забрали его и, по знамению Звезд, отнесли в Лощину. По пути многие отдали жизни, ведь никто не умел тогда заклинать змей. Светоча положили в Саркофаг в надежде исцелить. Чуда не произошло, но… Эйриш и не умер. Он там до сих пор. Оттуда он говорит с нами, и мы верим, что однажды он восстанет. Жаль, пока это невозможно: едва крышку открывают, едва он делает шаг, страшные раны кровоточат. Мы не открывали ее давно.
У меня больше нет возможности смотреть на жрицу: нужно быть внимательнее, слишком много змей. Приходится останавливаться, пропускать их, задерживать дыхание, чтобы не закричать. Змеи — зеленые, черные, кораллово-красные — не нападают, спешат, влекомые чем-то вперед. Но я слишком хорошо представляю, как вопьются ядовитые зубы, если наступлю гадкой твари на хвост. А две кобры, рожденные неосторожным ударом клинка, неизменно рядом.
— То был честный бой, — продолжает Кьори. — О Мэчитехьо можно сказать много дурного, но сражается он всегда честно, если выходит на поединок сам. Просто Эйриш был ослаблен. Когда умер его отец, вся магия, обычно передаваемая наследнику плавно, ритуалами, влилась в Эйриша разом, подобно молнии. Он…