Рыцарь умер дважды

Наставник Джейн весь путь мрачно молчит, молчит, и когда мы приземляемся возле опутанного лианами бурелома. Говорит мне лишь одно: «Переоденься, и я тебя отвезу». Кьори с Цьяши переглядываются, но ― к моей панике и обиде ― не спорят, не выказывают желания меня проводить. Мы опять пробираемся сквозь ветки и долго лезем по укрепленным земляным тоннелям, затем спутницы оставляют меня в первом же помещении, заставленном ящиками. Цьяши бросает: «Прощай, не-Жанна!»; Кьори: «Я скоро приду». В ожидании я, не заботясь ни о чистоте, ни об удобстве, просто сползаю по стене на пол и прячу лицо в ладонях. Тяжело думать, тяжело даже дышать, хотя в прошлое пребывание в убежищах я этого не замечала.

Возвращается Кьори, приносит мое траурное платье. Кто-то в наше отсутствие слегка почистил его и подлатал. Кровь и следы древесного сока, конечно, остались, но выглядят менее жутко. Я благодарно улыбаюсь и начинаю снимать облачение.

Кьори помогает сменить наряд. Чуткое Сердце молчит, и мне это не нравится. Когда платье надето, я разворачиваюсь к жрице и опускаю руки ей на плечи.

– Я благодарна тебе, ― произношу с усилием, успела охрипнуть, пока мы не говорили. ― Если бы не ты, я пропала бы или хуже ― потеряла бы рассудок. Ты замечательная, и я… я очень счастлива, что у моей бедной сестры была такая подруга.

Жаль, у меня не было. И не будет. Кьори опускает взгляд, но тут же вскидывается. Обнимает меня, быстро отстраняется, вытирает слезы. Я снова слабо улыбаюсь и вдруг вспоминаю кое-что сказанное светочем. «Мой план ― надежда». Мне велено молчать, но могу я подарить хотя бы толику этой надежды бедной жрице?

– Светоч верит, что у вас все скоро наладится. Верь и ты.

В глазах Кьори появляется странный блеск.

– Наладится? ― Она вздыхает. ― Все могло бы наладиться, только если бы Эйриш по-настоящему воскрес, да и то…

– А он может воскреснуть? Цьяши говорила, нет.

– Может. ― Кьори горько улыбается. ― И одновременно не может: Саркофаг не заживляет раны до конца. Знаешь, один раз я явилась к нему одна, и открыла крышку, и попыталась помочь Эйришу выйти. Он истек кровью на моих руках, его раны так страшны… ― Лицо искажается мукой при этом признании. ― Глупый поступок, глупый, не стоило внимать его просьбе, но в тот день он вернулся из очередного странствия и чувствовал себя особенно сильным. Но дело, видимо, не в силе. Есть кое-что еще.

Кьори опять чуть не плачет. Я догадываюсь: объяснение будет наподобие того, что Эйриш воскреснет лишь во Второе Пришествие или благодаря какой-нибудь полумифической вещи вроде волшебных бобов. Так и оказывается.

– Ты наверняка видела: в ногах Саркофага высечена надпись на древнем диалекте Звезд. Ты ведь не смогла прочесть ее, верно?

– Не смогла.

– Там написано… ― Кьори устало складывает руки у груди. ― «Воскресить вечно живого и вечно мертвого может лишь тот, кто разделил с ним одну рану». Это толкуют так, что кто-то из прежних соратников Эйриша мог бы его оживить. Но когда Эйриш пал, послание еще не расшифровали, а когда расшифровали, было поздно: все знавшие светоча уже погибли. Если все верно, он обречен томиться вечно, а мы ― лишь слышать его голос.

Хотя знала бы ты, как он статен, как красив и…

Кьори смущенно спохватывается. Я тактично делаю вид, что не слышала, да и это интересует меня куда меньше другого. «Обречен томиться…» Существо, с которым я странным образом побеседовала в Лощине, не кажется узником. Оно смеется, шутит шутки и прекрасно знает, что делает и что будет делать дальше. Откуда?..

– Тебе пора. ― Жрица отвлекает меня новым недолгим объятьем. ― Я провожу тебя по тоннелям, но не буду подниматься. Не хочу видеть Вайю, поговорю с ним, когда вернется. Мне необходимо собраться, и я должна еще дать знать, что мне нужна новая свирель.

Киваю. Я и сама не горю желанием идти к наставнику Джейн, но выбора нет. Более почти не переговариваясь, мы минуем тоннели, скомканно прощаемся, и к Вайю я возвращаюсь, точнее, буквально вываливаюсь мешком из бурелома, уже одна. Он молча помогает мне встать, аккуратно отряхивает, вынимает из волос насекомых и ветки. Мы забираемся на спину мангуста и опять отрываемся от земли. Вместо того чтобы смотреть вниз, я поднимаю голову к зеленоватому, затянутому тонкими облаками небу. Оно потемнело. Наступает вечер?

Сидя за спиной Вайю, я вдыхаю слабый запах орхидей в его развевающихся волосах. Венчиков три; Кьори объяснила, что у большинства представителей «зеленого» народа мужское число соцветий нечетное, а женское четное, что соцветия эти у большинства расположены на голове или груди и что с возрастом цветы увядают. Орхидеи в волосах Вайю все раскрылись полностью, листья крупные. Наверное, по местным меркам он далеко не юноша.

– Она… умирала мучительно?