О Боже! Голова у него кружилась, дыхание никак не восстанавливалось. Никогда в жизни он не хотел женщину так сильно.
Они лежали рядом, едва касаясь друг друга и глядя в потолок. Она молчала, и он со стыдом вспомнил о ночи, когда вынудил ее бежать в аббатство. Хотя на этот раз он не был пьян, но вел себя не менее агрессивно, не менее грубо. Нет, на этот раз было еще хуже.
Черт. Он мигом придавил ее к стенке, даже не сказав слова приветствия.
О чем он думал? По правде говоря, он ни о чем не думал.
— Я не хотел быть грубым, — сказал он. — Я просто очень желал тебя.
Она взяла его руку и сжала ее.
— А я тебя.
Не услышав осуждения в ее голосе, он вздохнул с облегчением.
— Так ты не сбежишь в монастырь, стоит мне закрыть глаза?
Он шутил только наполовину. Она засмеялась:
— Теперь слишком поздно!
— Да уж, — согласился он, улыбнувшись. — Никто из тех, кто видел нас в эти последние недели, не усомнится, что нас связывают брачные узы.
Он смотрел на ее лицо, и сердце у него переворачивалось. В глазах Кэтрин снова появился блеск, о котором говорила аббатиса. Он не позволит ему исчезнуть.
— Как ты думаешь, я могла уже забеременеть?
В ее голосе звучала такая надежда, что он почувствовал незнакомую прежде радость. Она будет матерью его детей. У него не было слов, чтобы выразить, что это значит для него. В порыве благодарности он обнял ее и поцеловал долгим нежным поцелуем.
Один поцелуй привел к другому. На этот раз он действовал так медленно, что они оба пришли в экстаз. Когда они кончили, он без сил растянулся на кровати. Покой и довольство овладели им.
Приятное состояние улетучилось, когда он увидел, что Кэтрин села и залилась слезами.
— Что с тобой? — спросил он и сел на кровати. — Что случилось?
Он ожидал чего-то такого раньше, после того как овладел ею у двери. Но почему она так расстроилась сейчас? Во второй раз он не спешил и был нежен. Казалось, она оценила это.
— Я не хотела плакать, — сказала она, вытирая слезы руками.
Плечи ее снова затряслись, и она попыталась отвернуться от него, но он обхватил ее за плечи и не отпускал.
— Кейт, — прошептал он куда-то в ее волосы. — Расскажи мне.
Она прерывисто вздохнула.
— Это потому, что я чувствую такую близость к тебе, когда мы вместе.
Он целовал ее пальцы, заглядывал ей в глаза и ждал, когда она объяснит ему, в чем дело.
— Но я знаю, что все это одна видимость. — Она рукой утерла нос. — Это все ненастоящее.
Он никогда раньше не чувствовал такой близости с женщиной, но не знал, как об этом сказать. И следует ли ему это делать. Он только сказал:
— Почему ты считаешь, что ненастоящее?
— Потому что ты мне совсем не доверяешь.
Воцарилось долгое молчание. Так как он не воспользовался предоставленной ему возможностью признаться, она заговорила снова:
— Ты ничего не рассказываешь мне. Ничего. Ничего о своем семействе, о прожитой жизни. Вообрази мое удивление, когда я обнаружила у наших ворот мальчика, заявившего, что он твой брат, когда ты говорил, что твой единственный брат мертв.
Заговорив, она уже не могла остановиться.
— И вот от двенадцатилетнего мальчика я узнаю, что твой отец Нортумберленд! Что Готспер был твоим братом! — Речь ее становилась все горячее, гнев ее рос. — Я твоя жена, но это было известно всем, кроме меня. Ты не доверял мне, потому что я не дала совершиться предательству, задуманному моим мужем. Но я все же не шла против собственной крови, как ты. — Говоря это, она жестикулировала, прижимая руку к груди, когда говорила о себе. — Ты сражался на стороне короля, когда твой отец и брат стояли во главе мятежников на севере. — Она погрозила ему пальцем: — И не говори, что твои отец и брат не ждали от тебя, что ты присоединишься к ним, или что они не почувствовали себя преданными, когда ты не сделал этого.
Уильям не останавливал ее, пока она не замолчала. Причины, по которым он не доверял ей, больше не представлялись ему серьезными. Он сделал ей больно, и больше не хотел, чтобы она страдала.
— С чего мне начать?
Кэтрин сидела и слушала рассказ Уильяма.