"Но сперва пусть справиться с испытанием" — довольная своей идеей, Анна Канторович поднялась из-за столика и направилась к выходу.
Офицер, однако, не последовал за нею. Девушка даже оказалась раздосадована. Разве так осаждают крепости? Может, гвардеец просто не ожидал, что она уйдёт из "Привала"? Что ж, если он несообразителен и глуп — то и не стоит её внимания. Надо было возвращаться с перерыва на службу, как раз привезли новые бумаги, требовалось их просмотреть и набросать доклад господину Винаверу.
— Извозчик! — Анна взмахнула левой рукой (в правой был зажат букет). — Извозчик!
Напротив как раз похрапывал свободный лихач. Он проснулся, послышав заветный возглас, замахал головой и, наконец, завидев Канторович, ответил.
— Чего изволите, барышня?
— На Литейный, к зданию Центрального военно-промышленного комитета!
— Доскачем, цоканья коня не услышите! — извозчик помог Анне забраться в коляску.
А там…
Там тоже был букет — но уже роз. Кто-то, наверное, забыл.
— Забыли тут у Вас, цветы, милейший.
Канторович снова вдохнула аромат подснежников. Нет, она совершенно не понимала, как можно оставить цветы…Это сущее варварство!
— Не забыли, барышня! — рассмеялся извозчик. — Меня Их Благородье просили передать Вам…Ну то есть я только счас понял, что эт Вы. Даме он просил передать, которая тоже с цветками выйдет. Ну вот это Вы…
— Офицер? Гвардии? Георгиевский кавалер? И рука левая на перевязи?
Всё это казалось сказкой. Тот рыжий молодец, оказывается, умнее, чем она подумала. Что за встреча! Но неужели он увидел её раньше, чем она зашла в этот раз в "Привал"? Может, он уже видел её здесь: Анна ведь частая посетительница кафешантана. Значит, у неё появился новый поклонник! Да, таких у неё прежде не было…
— Надеюсь, я сумел Вам угодить, — внезапно раздавшийся голос, приятный, твёрдый, полный уверенности в себе, раздался совсем близко.
Канторович, ушедшая было в размышления, взмахнула головой, стряхивая тягостные думы — и увидела рядом с коляской того самого офицера.
Он улыбался, открыто, но нешироко. Так, будто справился с порученным командованием заданием, и ждал похвалы (а может, и повышения в звании).
— Да, признаться, эти цветы оказались полной для меня неожиданностью, — наконец нашлась, что ответить, Анна.
— Ваше благородье! Передал в лучшем виде! — довольно воскликнул лихач. — Барышня, прикажете ехать на Литейный? Или куда ещё…
Канторович не видела глаз извозчика, иначе бы заподозрила неладное.
— Вы не против, если я составлю Вам компанию? Мне как раз хочется посмотреть на город. Я так давно в нём не был…Война…Всё война…
— Что ж, не откажусь от Вашей компании. Хотя бы из-за роз, — рассмеялась Анна. — Но как Вас зовут?
— Дмитрий Бобрев, лейб-гвардии Финляндского полка поручик, к Вашим услугам!
Офицер цокнул каблуками, взял под козырёк — а через мгновение уже оказался в коляске рядом с Канторович.
— Лихач, трогай! Двугривенник сверху за бережную езду! — лихо скомандовал гвардеец.
Анна так улыбалась…
"Она прекрасна, — словил себя на мысли расточитель. — Она прекрасна"
Он смотрел, как она вдыхает аромат цветов. Краешек её губ играл натянутой струной, широко раскрытые глаза любовались то розами, то подснежниками. А рука…Её тонкая лева рука постоянно теребила волосы: сперва пальцы касались краешка бровей, затем ноготки танцевали на локонах, останавливались у виска — и всё начиналось снова.
— Благодарю Вас за столь прекрасные цветы, — наконец Канторович повернула голову.
Прядка упала на её глаза. Девушка, смеясь, поправила непослушные волосы.
— Пустое. Они вряд ли сравнятся с их хозяйкой.
Офицер ничуть не кривил душой: с каждым мгновением он всё лучше понимал, что желал бы осыпать комплиментами Канторович. Самые прекрасные слова в мире — и те должны были поблекнуть по сравнению с тенью этой девушки. Неужели он влюбился, как шестнадцатилетний юнкер? А что, почему бы и нет? Только…это помешает службе…Очень сильно помешает…
— Я, признаться, обратил на Вас внимание ещё несколько дней назад. Вы тогда беседовали…на повышенных тонах с неким господином в мундире министерства внутренних дел. И мне подумалось, что Вам требуется хоть какое-то отдохновение…Я, наверное, говорю несколько путано?
Он, контрразведчик со стажем, не боявшийся лично участвовать в арестах вражеских шпионов, стушевался. Что творит красота! Даже выученная загодя речь показалась ему теперь жалким монологом и третьесортной пьески.
Анна закрыла глаза и улыбнулась.
— Нисколько, — она открыла свои глаза-озёра, и взгляды двух людей соединились. — Вы говорите от чистого сердца, мне это нравится. А тот человек…Да…Его надо забыть…
— Какие же у Вас прекрасные глаза… — вырвалось у Бобрева.
И — удивительное дело — Канторович зарделась.
— Благодарю Вас… — она опустила очи долу.
Рука её теребила волосы: Анна нервничала, заметно нервничала.
— Н-н-ноо! Приехали! — наконец воскликнул лихач. — Пожалте, господа хорошие, довезли в лучшем виде!
— Вы были правы, милейший: я не заметила стука копыт, — не поднимая взгляда, сказала Канторович. — Вы…