Рыцари Белой мечты (Трилогия)

— Господа, боюсь, сейчас не тот момент. Народ не поймёт подобного шага…Если нам кто-то и захочет помочь, кто-то из окружения Кирилла, то что будет, если раскроется наш замысел? Каракозовцев и народовольцев — и тех будут теплее вспоминать. И тем более — уподобиться эсерам? Марать руки в крови? Сейчас, когда мы победили германцев? Зачем? Вот-вот объявят точный день выборов в Думу. Подождём. Мы, министры, при которых была достигнута победа, соберём немало голосов!

— Павел Николаевич, я Вас, признаться, не узнаю, — вдруг сказал Терещенко. — Где Ваша храбрость, где боевой задор? Уж не Вы ли сказали речь о глупости или измене?

И правда, что же случилось с Милюковым? Прежде готовый объединиться с эсерами и польскими националистами, лишь бы пробиться на политический Олимп, критиковавший власть всегда и везде, в кого он превратился? А вс ё дело было в том, что Кирилл смог исполнить заветную мечту лидера кадетов: покорить Царьград и Проливы для России. Тем более, ещё в конце шестнадцатого года Павел Николаевич колебался, решая, принять ли участие в заговоре или нет. В нём проснулась та струнка души, которая редко, чрезвычайно редко играла: струнка эта была монархической. Он мечтал о конституционной — но всё же монархии. А сейчас, при малолетнем императоре, регентом при котором никто бы из по-настоящему деятельных людей стать бы не смог — маячила опасность крушения той идеи, которая скрепляла Россию. Разум историка, поддержанный душою патриота, заговорил с сердцем политика, И, похоже, последнее проиграло.

"Как странно…Неужели я настолько изменился? Мы с Александром Ивановичем поменялись местами, какая прелесть…Интересно, что скажут об этом историки? О чём умолчат? А может, самому написать книгу об этих днях…"

— Нет, господа, я против физического устранения регента. Как хотите, но я остаюсь лидером кадетов, и если на моей репутации окажется ТАКОЕ, — всплеснул руками Милюков, — пятно, то как же будут относиться к партии народной свободы? Нас поставят в один ряд с социал-демократами, а мне этого не нужно. Увольте.

— Что ж, мы справимся сами, Павел Николаевич. Можем ли мы надеяться, что ни слова о том, что Вы сегодня услышали, не окажется известно Кириллу?

— Я даю слово, — кивнул Милюков. — Прощайте. Меня ждут дела. Конференция…Проливы…

Едва за министром иностранных дел закрылись двери, как Гучков поднялся с места.

— Итак. Решено. Мы должны устранить Кирилла, пока он не изничтожил нас и не превратил русский народ в "чёрную сотню".

Александр Иванович говорил спокойно и уверенно. Сказался опыт: не впервой ему было выступать организатором переворота. В тот раз всё, правда, вышло не так гладко, как хотелось, но в этот! Уж сейчас-то всё пройдёт как по маслу. Благо, у них есть кое-какое влияние на правительство и бюрократию, на армию. Он лично знаком с офицерами некоторых полков, которые пройдут парадом по Невскому. Надо будет ещё договориться с дражайшим господином…

Гучков оборвал себя буквально на середине мысли. Имя, так им и не названное даже "про себя", коробило, действовало на нервы военному и морскому министру. Но что делать? Если этот человек мог помочь — то необходимо его использовать. Ради великой цели, ради устранения диктатора и установления нормального правления, оздоровления строя.

— Мы избавим Россию от тирана. Вот как следует действовать… — и Гучков начал излагать план, лишь в деталях отличавшийся от одной из заготовок заговора против Николая Второго…

Наконец, когда совещание уже подходило к концу, Львов вдруг предложил запасной вариант.

— Господа, быть может, ещё не всё потеряно. Можно решить это мирным путём. Предъявим ультиматум: или Кирилл меняет программу реформ и выполняет другие наши требования, или мы подаём в отставку.

Повисло гнетущее молчание.

— Вы предлагает идти ва-банк? — сощурил глаза Гучков.

Да, это было ему по душе! Кровь быстрее текла по жилам, сердце рвалось из груди, — жизнь больше не казалась пресной! Он снова оказался в родной стихии авантюр и приключений.

— Именно, — утвердительно кивнул Львов. — На завтрашнем заседании Совета министров предъявим ультиматум. И дело с концом. Разве пойдёт он против общественности?

"Пойдёт, этот не струсит" — невесело подумал Родзянко. Он решил, что в случае чего не присоединится к мятежным министрам. Всё-таки, теперь сбылось его желание: он стал премьером. Должность министра внутренних дел, правда, тяготила его, но регент вроде как хотел подобрать человека для решения этой проблемы. А он, как того когда-то хотел Столыпин, оставит за собой только премьерский пост. Если, конечно, Великого князя в этом убедить. А может, и вовсе…Предупредить его? Пусть знает, что Родзянко на стороне монархии и престола, что он не станет бунтовщиком! Тем более сейчас не семнадцатый год, сейчас подобного выступления никто не поймёт. Вся эта выходка — мятеж обречённых…Да, надо немедленно рассказать обо всём Кириллу!..Но…о готовящемся покушении- ни слова…Всё-таки…Надо только намекнуть…Иначе меня посчитают замешанным в этом…Надо только намекнуть…