Сеньор де Фонтен подарил им участок земли, снабдил инструментами, дал еды на первое время. Он хотел дать так же в помощь работников, чтобы они помогли расчистить участок и поставить пока хотя бы временные жилища, но Роберт и Роланд отказались – в их новой обители всё должно быть создано руками монахов. Впрочем, с ними ушли два человека де Фонтена – крепкие крестьянские парни, давно уже мечтавшие о монастыре. Теперь их было уже пятеро. Роберт, постригший Роланда в монашество через 2 часа после знакомства, с новыми людьми не торопился, сказав, что им придётся проходить в послушниках не меньше года, а может и полжизни. Жак тоже стал послушником. Он не дерзнул бы просить о постриге, коего сразу же удостоили его господина, потому что не считал себя достойным равной с господином чести. Жак никак не мог взять в толк, что Роланд больше не господин ему, а брат. Потом Жак понял это, но всё равно не мог привыкнуть обращаться к нему не «мессир», а «брат Роланд». Когда они валили лес и таскали брёвна, Жак постоянно норовил делать за бывшего господина всю тяжёлую работу. Роланд останавливался и вздыхал:
– Брат Жак, уже который раз смиренно прошу тебя: не пытайся работать вместо меня. Учи меня, как надо делать правильно, ты же понимаешь, что в этих работах я несведущ, но у меня достаточно силы и я быстро всему научусь.
Тогда для Жака приходила очередь вздыхать:
– Да, мессир… простите… прости… брат Роланд.
Братья жили в землянках, монастыря как такового ещё не было. Каждое утро они начинали с мессы – на свежем воздухе, под сенью огромных елей. Отец Роберт, расстелив на большом пне антиминс, священнодействовал. Потом они причащались. Это было изумительно! Роланд ощущал, что всё Божие творение – храм. Душа сливалась с природой, и казалось, что природа вместе с ними молится и причащается. Потом они шли на работу, а вечером – опять на богослужение. Совместный труд и общая молитва постепенно сделали их настоящими братьями. Отец Роберт трудился вместе с ними и так же постепенно стал для них отцом не только по названию.
Тяжёлый физический труд нисколько не угнетал Роланда, ему даже понравилось рубить, таскать, копать. Освободившись от атмосферы всеобщего высокомерия, вражды и подозрительности, он впервые в жизни почувствовал себя свободным. И всё-таки что-то было в его душе как будто не так. Роланд и сам не понимал, что именно.
Однажды к ним в обитель приехал рыцарь – вассал сеньора де Фонтена с дарами от своего господина. Роланд проходил мимо, его взгляд случайно упал на рукоятку двуручного меча, которая виднелась из-за спины у рыцаря. Дальнейшее Роланд совершенно не понял, да и помнил плохо. Сначала он впился глазами в эту рукоятку и замер, как заворожённый. Смущённый рыцарь неуверенно вымолвил:
– Святой отец обратил внимание на мой замечательный меч?
– Нет, я не «отец»… всего лишь «брат»… брат Роланд.
– О, человек, который носит имя древнего героя, конечно, должен был оценить этот меч. Толедская сталь. Я привёз его из паломничества, которое совершил к святыне Сант-Яго-де-Компостела. Можно сказать – священное оружие, – рыцарь извлёк клинок из-за спины и смотрел на него с восхищением, кажется, совершенно забыв про Роланда.
И это восхищение, и сам клинок, который был его вполне достоин, полностью завладели душой Роланда. Не понимая, что и зачем он делает, Роланд медленно протянул руку к мечу. Рыцарь с почтительным поклоном подал ему оружие. Едва меч оказался в руке у Роланда, он тотчас бессознательно и рефлекторно сделал несколько коротких изящных взмахов, потом ещё и ещё, словно рубил воображаемого противника. Все вокруг в недоумении расступились. Неожиданно Роланд остановился, замер, выронил меч. Потом упал на колени и зарыдал.
***
– Святой отец, из меня не получился монах. У меня душа убийцы. Но у меня нет дома, кроме нашей обители, нет отца, кроме вас и семьи, кроме наших братьев. Я не знаю, что мне делать.
– Ты хороший монах, сын мой, иначе не чувствовал бы себя в нашей обители, как дома. У тебя душа монаха. Но ты – прирождённый воин.
– Как же мне быть, отче?
– Не знаю, чадо, не знаю. Ты у меня необычный. Будем молиться, чтобы Господь указал тебе путь.
– Отче, давайте запретим вход в нашу обитель с оружием.
– Это благая мысль, чадо. Мы так и сделаем.
***