Рыцари былого и грядущего. Том I

Гуго лёжа попытался изобразить почтительный поклон. Тогда господин вопросительно посмотрел на Роланда и тот понял, что ему надо представиться:

– Монах Роланд из монастыря Сито. Паломник. Просто паломник.

– Мне уже доложили о том, что произошло у источника. Для монаха вы весьма неплохо владеете оружием. Вы, должно быть, из бывших рыцарей?

– Если, конечно, рыцари бывают бывшими, – Роланд неожиданно для самого себя подчеркнул достоинство своего рождения. Получилось совершенно не по-монашески.

Хозяин грустно улыбнулся:

– Боюсь, что вы правы, брат Роланд, – он посмотрел в глаза молодому иноку, словно это был его товарищ по несчастью, но быстро спохватился, – Простите, что забыл представиться. Раймонд де Пюи, брат Ордена всадников госпиталя святого Иоанна Иерусалимского.

– Ордена всадников? – Роланд был поражён.

– Да, наш Орден несколько необычен и, признаюсь честно, ещё не признан официально. Но госпиталь действует, в чём вы сейчас убеждаетесь. Госпиталь – сердце нашего Ордена, и это сердце бьется.

– Значит, вы – монахи из рыцарей?

– Если, конечно, бывают бывшие рыцари, – де Пюи улыбнулся Роланду, – В нескольких словах история нашего Ордена такова. Госпиталь святого Иоанна был основан в Иерусалиме ещё в 1070 году для того, чтобы предоставлять паломникам убежище и оказывать любую необходимую помощь. Ректором нашего странноприемного дома был избран благородный Жерар де Торн, он и по сей день является таковым. Братьям госпиталя довелось немало претерпеть после того, как в 1078 году сельджуки овладели Иерусалимом. Всё изменилось, когда мы вместе с герцогом Готфридом освободили Иерусалим.

– Вы были вместе с великим Готфридом? – Гуго чуть не подпрыгнул в постели.

– Да, я был в его свите. Мы вместе с герцогом сражались на стенах. Готфрид, устраивая дела освобождённого Иерусалима, преобразовал братство госпиталя в Орден. Четыре рыцаря из его свиты, включая вашего покорного слугу, решили остаться в госпитале, и посвятить себя служению паломникам. Мы приняли монашеские обеты бенедиктинцев.

– Вы до чрезвычайности заинтересовали меня, любезный де Пюи, – сказал Гуго, на лице которого отразилось только ему свойственное задумчивое восхищение. – Значит вы, рыцари, приняли монашеские обеты и посвятили себя служению паломникам?

– Воистину, мой юный друг схватывает на лету.

– Значит, вы больше не сражаетесь?

– Как же мы можем сражаться? Мы – монахи.

При этих словах по лицу внимательно слушавшего их Роланда пробежала тень отчаянья, что не ускользнуло от де Пюи и он решил подбодрить цистерианца:

– Я понимаю вас, брат Роланд, лучше чем кто-либо другой. Ваша душа скорбит от того, что вы, монах, пролили кровь. Это святая скорбь, но не отчаивайтесь. Вы подняли оружие для защиты безоружных богомольцев в такой ситуации, когда больше некому было их защитить. Вы поступили, как добрый христианин.

Лицо Роланда несколько просветлело. Он благодарно кивнул де Пюи, но не сказал ни слова в ответ. Тогда разговор вновь подхватил нетерпеливый Гуго:

– Я тоже, любезный де Пюи, решил посвятить себя служению паломникам. Ведь они нуждаются не только в вашем богоугодном заведении, но ещё и в том, чтобы попасть сюда живыми. Прежде, чем вы дадите им кров, кто-то должен сохранить их жизнь.

– Воистину так, добрый Гуго, – несколько покровительственно улыбнулся де Пюи, – наслышан о ваших подвигах у источника. Нет для рыцаря задачи благороднее, чем защищать безоружных христиан. К сожалению, здесь, в Святой Земле, наши рыцари порою забывают об этом, предпочитая защищать свои замки. Так что вы, Гуго, не только спасли множество жизней, но и успели подать замечательный пример всему воинству Христову в Палестине.

Польщённый Гуго не смог скрыть довольной улыбки, не зная, что ответить на столь драгоценную похвалу, и тогда печальный Роланд задал, наконец, вопрос, вертевшийся у него на языке с самого начала разговора:

– Скажите, благородный де Пюи, не тоскует ли ваша рука по мечу, не слышите ли в своей душе музыку боя?

– Тоскует. Слышу. Но я – монах.

– А как бы нужен был Святой Земле ваш меч, де Пюи, – вставил Гуго, не осознавая, что его комплимент граничит с оскорблением, – ведь вы – герой иерусалимского штурма! Союзник самого великого Готфрида!

На восторженного Гуго было невозможно обижаться, и де Пюи лишь молча улыбнулся ему в ответ, но в этой улыбке было столько затаённой боли, что Гуго сразу же почувствовал свою бестактность:

– Я понимаю, Раймонд, понимаю. Вы – монах, вы дали обет никогда не брать в руки оружие.

– Монахи не дают такого обета, – де Пюи улыбнулся ещё более скорбно.

– Вот как? Я не знал. Почему же монахи из рыцарей не воюют? Ведь на Святой Земле так не хватает рыцарей!

– Впервые слышу такой вопрос. Монахи не воюют, потому что они монахи. Мы слуги Христовы, а убийство – грех.

– А как же рыцари? Ведь мы тоже христиане! Значит, сражаясь во славу Господа нашего, мы совершаем грех? А священники и монахи, благословляя нас на бой, благословляют на грех? Когда вы с Готфридом освободили Иерусалим, должно быть, пролили немало сарацинской крови. Значит, грешно было освобождать Иерусалим?