Рыцари былого и грядущего. Том I

Иногда мы предоставляем огромные кредиты фирмам, в которые никто не готов вложить даже шиллинг. Подобного рода эффектные, но, на первый взгляд, абсолютно бессмысленные действия, сначала смешат конкурентов, потом начинают пугать. В поисках прагматичного объяснения наших действий они ищут несуществующие экономические связи между нашим банком и этой фирмой. Их сверлит неотступная мысль: «Так не бывает». Потом, кое-как объяснив для себя наши действия, они бросают огромные ресурсы на разрушение схемы, которой нет, и таким образом становятся финансово-уязвимыми, чем обязательно воспользуемся если не мы, то другие их конкуренты, тут же радостно выкатывая векселя на суммы в тот момент нереальные для банка, который мы вынудили заиграться.

– А цель?

– На самом деле наши действия вообще не преследовали цели извлечения прибыли. Мы просто хотели поддержать очень хороших людей, а наши конкуренты могли предположить что угодно, только не бескорыстие. С той фирмой у нас вообще не было никаких связей, парни даже не знали о нас ничего, но мы о них знали не мало, причём – только хорошее.

– Но если так чудачить, то ведь и разориться не долго.

– А если ходить парадным шагом на пулемёты, долго ли проиграть? Кстати, видел бы ты количество нолей в сумме прибыли нашего банка, которую мы в конечном счёте получили, благодаря тому кредиту. Совершенно шальная финансовая операция обернулась большой выгодой.

– Но ведь могли же всё-таки и проиграть. А тамплиерам «запрещён любой ущерб». Вас могли бы лишишь плаща.

– На капитуле я попросил бы вместо плаща в возмещение убытка взять у меня жизнь. Испросил бы последней милости Ордена – права погибнуть в бою. За успех наших финансовых операций я всегда готов ответить своей кровью до последней капли. Моя жизнь давно уже принадлежит не мне, а Господу.

Последнюю тираду сэр Эдвард Лоуренс произнёс очень тихо, не глядя на собеседника. В тот момент он словно пытался увидеть собственную душу. Андрею стало неловко от того, что он вывел великого командора Иерусалима на такой уровень откровенности, но на сей раз ему удалось вырулить с надлежащим изяществом:

– Тамплиеры непостижимы. Воистину непостижимы. Вы знаете, сэр Эдвард, был у меня в молодости такой случай. Студентами работали в колхозе «на картошке». Работали, конечно, вяло и лениво, больше дурачились, наплевать нам было на эту картошку. Наконец мы вывели из себя колхозную бригадиршу, она в сердцах выпалила: «Вы что, парни, за деньги ведь работаете!». Мы с удивлением на неё посмотрели, нам никто за эту работу не платил ни копейки, но институту, оказывается, платили за наш подневольный труд, а мы даже и не знали об этом. Присутствовавший при разговоре институтский комсорг, конечно, всё знал. Он был убеждённый коммунист и большой дурак, а потому отреагировал так, как свойственно этим двум категориям граждан, с большим пафосом заявив бригадирше: «Здесь люди работают не за деньги, а за идею». Приземлено мыслящая бригадирша усмехнулась: «Вот потому так плохо и работают». Это было правдой.

Тот давний случай хорошо иллюстрирует экономические представления, которые сформировались у меня позднее и казались мне незыблемыми до самого последнего времени: «За идею работают только дураки, нормальные люди будут хорошо работать лишь за деньги». Иначе говоря, труд не может быть эффективным, если нет личной заинтересованности в конечном результате.

Когда началась горбачёвская перестройка, я поддерживал её всей душой. Ведь Горбачёв развивал частную инициативу, внедряя элементы бизнеса в социализм. Появились кооперативы, где ребята очень хорошо зарабатывали, и чем больше они работали, тем больше денег огребали. Я искренне радовался за кооператоров, их успехи представлялись мне прямым подтверждением моих экономических представлений. Помню, за бутылкой с друзьями-кооператорами мы говорили: «Хватит на хрен за идею вкалывать. Будем на себя работать, так и страну поднимем».

Зачем нашим колхозникам было усердствовать, если они в любом случае оставались нищими? А тут про фермерство заговорили. Мы не усомнились: фермеры накормят страну. Они захотят стать богатыми, и через это у нас у всех колбасы станет вдоволь. Но мы очень быстро заметили: в целом-то экономика от горбачёвских реформ не поднимается, а наоборот падает. И тогда самый умный из нас сделал вывод: «Социализм реформировать бесполезно. Надо полностью переходить к рыночной экономике». Я подумал, и верно, надо в рынку переходить: каждый получает, сколько зарабатывает, всё стоит, сколько стоит, самыми богатыми становятся самые умные и энергичные. С этими представлениями я и покинул Союз. Оттуда вести приходили – перестройка всё больше в тупик катится. Это уже не удивляло. Компартия не может развивать бизнес. Советских людей всё ещё пытаются воодушевить «светлыми идеалами коммунизма», а это совершенно нерыночный подход.