Тортоза стала для него новой сказкой, увлекательнее всех прежних. Всё в его жизни происходило в своё время. Сказка Антиохии с её праздником красок, веселья и лакомств была хороша для детства, но детство закончилось, и пришло время оценить мужественное и суровое величие Тортозы. Сказка грозной крепости очаровала его с первой встречи, он сразу же почувствовал внутреннюю гармонию тамплиерской жизни. Просторные, немного мрачноватые залы, совершенно лишённые украшений, очень хорошо сочетались с человеческим теплом непрерывных богослужений, так же как ясные лучистые глаза одухотворяли суровые лица рыцарей. Грубая пища и короткие отрывистые команды, простые плащи, чёрные и белые, огромные каменные блоки стен без малейшей отделки, совершенно лишённая грубости вежливая речь рыцарей, всегда в достатке вино и ни одного пьяного – всё это вместе взятое и многое другое так гармонично сочеталось, словно всё в тамплиерской жизни было таинственными символами прекрасной алгебраической формулы, в которой, если заменить один знак, она вся рассыплется, а то, что все знаки стоят на месте, наполняет душу радостью. Разумеется, чёрствый хлеб и тухлую воду нельзя любить ради них самих, но они в этой жизни стояли на своём месте, а потому радовали.
Как-то до него донеслись слова сержанта, обращённые к рыцарю: «Прирождённый тамплиер. У него Орден – в крови». Он понял, что говорят про него и улыбнулся. Оценка матёрого тамплиера порадовала, но не удивила.
Возникавшие в душе противоречия никогда не терзали Эмери, он воспринимал их как задачи, решение которых доставит радость. Однажды он пришёл к капеллану Ордена, учёному и мудрому монаху, и спросил:
– Святой отец, мусульмане порою говорят нам: «Убирайтесь к себе домой, это не ваша земля, вы здесь пришельцы, мы всё равно вас изгоним». В чём они не правы?
– А ты уже уверен, что они не правы? – хитро улыбнулся капеллан, большой поклонник логики и Аристотеля.
– Я чувствую, что в их словах нет правды, потому что правды нет в их глазах, когда они говорят об этом. Говорят, вроде, о родной земле, имеют благородное стремление изгнать пришельцев, а глазки у них в это время бегают так, словно они что-то украли.
Капеллан смутился. Это было не по Аристотелю. Он вздохнул:
– Это, конечно, не аргумент.
– Так ведь я, святой отец, и пришёл к вам за аргументами. Доводы – это лишь кирпичики, и нет, наверное, удивительного в том, что я заранее знаю, как должна выглядеть башня, которую хочу из них построить.
– Конечно же, конечно, – охотно согласился капеллан, услышав привычную для него речь. – Так вот слушай. На этой земле нет коренного населения. Здесь все пришельцы, только одни пришли раньше, а другие – позже. Иногда мусульмане недобрым словом вспоминают герцога Годфруа, который взялся неизвестно откуда и захватил их родную землю. А ведь великий Годфруа отбил эту землю у тюрков – кочевников, которые сами появились здесь незадолго до крестоносцев и пришли сюда захватчиками. Почему же сейчас никто не говорит: «Тюрки, убирайтесь обратно в свои степи». А тюрки отбили Святую землю у арабов, которые здесь так же пришельцы, а родина их – Аравия. Мы же не говорим: «Пусть арабы убираются в свою Аравию, мы изгоним пришельцев». Арабы отбили Палестину у греков, родина которых – в Греции, а не здесь. Греки – ромеи приняли Палестину, как наследство от римлян, которые так же пришли сюда завоевателями. Мы, франки – прямые наследники тех римлян, древних хозяев Палестины. По сравнению с крестоносцами и арабы, и тюрки – гораздо более поздние пришельцы и у нас больше оснований предложить им убраться к себе домой.
– А евреи?
– Евреи тоже пришли сюда завоевателями. С мечами пришли. Об этом повествует Библия. Они истребили коренной народ – филистимлян, по которому эта земля и названа Палестиной.
– У евреев, значит, больше прав на эту землю, чем у римлян-крестоносцев?
– Право мало получить. Его надо удержать. Эта земля – особая. Обетованная земля. Господь пообещал дать её народу своему – Израилю. А Церковь Христова – новый Израиль. Поэтому крестоносные франки – здесь. Мы мечём отстаиваем дарованное нам Богом право, отбиваясь от пришельцев-завоевателей, у которых нет никаких прав.
Многомудрый капеллан полагал, что они только начали разговор и намеревался развернуть перед мысленным взором восхищённого послушника целую теорию божественного права, но Эмери неожиданно сказал:
– Я всё понял, святой отец. Большое вам спасибо.
Капеллан опешил и растерялся. Было похоже, что этот юноша и правда всё понял, хотя что-то очень быстро. Старому монаху было трудно понять, что представления о праве данном свыше было так же естественно для души этого юноши, как представление о необходимости дышать. Ему лишь не хватало некоторых фактов. Он их получил и ни в чём больше не нуждался. В душе учёного монаха промелькнуло смутное подозрение, что ему стоило бы многому поучиться у этого юноши, и он сказал, добродушно улыбнувшись:
– Ступай с миром, прекрасный брат.
***