Рыцари былого и грядущего. Том I

Первое, что поразило Андрея в Бета Мариам – окна высеченные в форме крестов, причём, кресты были всех возможных видов. Внутренняя отделка отличалась великим множеством орнаментов и барельефов. Смешение архитектурных стилей здесь было просто поразительным – греческие колонны, арабские окна, арки в египетском стиле. Андрей ждал от Лалибелы чуда, но действительность превзошла самые смелые его ожидания. Невозможно было понять, как древние мастера сумели превратить монолитную сказу в крыши, стены и колонны.

Отец Августин был теперь ни сколько не похож на профессионального экскурсовода, который с заученными интонациями повторяет давно приевшиеся фразы, напротив, батюшка говорил восторженным, чуть дрожащим голосом путешественника-романтика:

– Средневековый эфиопский автор писал: «Каким языком можем мы изложить построение сих церквей? Видящий их, не насытится, созерцая, и удивлению сердца не может быть конца». Это истинно так, Андрюша. В который раз я здесь, а всё как будто в первые. Посмотри, как тонка и филигранна отделка барельефов, сколько в них вложено истинной любви – тут одного мастерства было бы не достаточно. А ведь первые четыреста лет существования этих храмов ни один европеец о них даже не подозревал. Первым из них посетил Лалибелу в XVI веке португальский монах Альвареш, но и он, сделав описание своего путешествия, не избаловал читателей подробностями, закончив свои заметки весьма своеобразно: «Дальнейший рассказ не имеет большого смысла, потому что мне всё равно никто не поверит».

– А, может быть, европейцы бывали здесь и до Альвареша, только они вообще ничего об этом не рассказывали?

– Очень даже может быть, – отец Августин улыбнулся весьма загадочно. – Действительно, наивно полагать, что первый написавший о Лалибеле был первым, кто её увидел. Иные могли помалкивать, имея к тому причины посерьёзнее, чем боязнь возможного недоверия. Но это, знаешь ли, совсем другая история, не хотел бы сейчас об этом. Есть ещё дивные храмы Бета Эммануэль, Бета Георгиас, Бета Габриэль и другие. Среди 11-и храмов Лалибелы нет двух, сколько-нибудь похожих друг на друга. И великие тайны – в каждом храме свои. В одном из них, например, есть колонна, которая всегда задрапирована. Эфиопские священники поясняют, что на колонне символически отражены прошлое и будущее мироздания, о чём людям знать, конечно, не положено.

– Вы верите в это?

– Да как тебе сказать… Конечно, невозможно удержатся от улыбки, когда тебе говорят, что в этом свёртке золото, поэтому разворачивать нельзя. Весьма наивно хранить тайну, охотно рассказывая о её существовании. Но на колонне и правда есть нечто такое, что по мнению эфиопов, не должно бросаться в глаза. При этом, заметь – эфиопы ни на кого не пытаются произвести впечатление. Им вообще наплевать, что европейцы думают об их тайнах. Сами себя они искренне ощущают тайнохранителями и с них вполне этого довольно. В одном из храмов, например, показывают падающий на алтарь луч света, который не меркнет даже ночью, ну а ночью в храм, конечно, никого не пускают. Удивительно… Они совершенно не пытаются доказать, что ночной луч существует. Они, как будто, проверяют нашу способность верить.

– Так он всё-таки существует, этот ночной луч?

– Ах, Андрюша, ты не те вопросы задаёшь. Представь себе европейца, который ночью залезет в этот храм, чтобы разоблачить «фальсификаторов чуда». Что он этим докажет, кроме собственного духовного убожества? Может быть высшая мудрость в том, чтобы не лезть сюда ночью и никогда не снимать драпировку с колонны, испещрённой тайнами грядущего? Мы знаем, что всё может быть, но нам известно так же, что это не имеет значения. Христианство само по себе – величайшее чудо и тому, кто с ним встретится, уже никогда не будут интересны вопросы о подлинности каких бы то ни было чудес. А эфиопы, рассказывая свои прекрасные и возвышенные легенды, словно хотят узнать, христиане ли мы? Они тебе тут и могилу Адама покажут, только не убивай меня насмерть вопросом, настоящая ли она? А как насчёт Ковчега Завета? Наши безумные европейские исследователи лихорадочно ищут его уже не первую сотню лет, а эфиопы тебе спокойно скажут, что Ковчег у них, и они никогда этого не скрывали, но они и пальцем не шевельнут, чтобы это доказать, а уж о показе и речи не идёт. Им безразлично, верят им или нет.

– Я понял. Самая великая тайна, которая скрывается за этими легендами – загадка души эфиопа. Мне кажется, у них древние, реликтовые души, чудом избежавшие изменений, свойственных новому времени. Насколько же наивным было моё желание подружится с эфиопскими вертолётчиками! Это же самые настоящие древние люди, живущие в наши дни. Бессмысленно было пытаться говорить с ними на языке общих понятий и представлений.

– Ну и заносит же тебя. Я вот на русских не перестаю удивляться. Чуть что – сразу в крайность. Впрочем, я с интересом подумаю на досуге о том, что ты сказал. Убогому Августину – хорошая наука. Никому не стоит переоценивать своё понимание жизни.