Сельджуки, погружённые в междоусобицу, дали достаточно времени для подготовки мальчиков Хасана. Но вот передышка закончилась, к власти пришёл султан Санджар – правитель сильный и решительный, сразу же вознамерившийся уничтожить измаилитов. Вокруг Аламута сомкнулось кольцо осады.
Хасана это не испугало. Он знал, что жизнь повелителя сельджуков у него в руках. Более того, он не хотел убивать султана, спокойно зная, что в его власти не только казнить Санджара, но и помиловать. Да ведь и невозможно строить власть на одних только убийствах, у иных противников есть разум, а люди, наделённые разумом, могут договариваться. Хасан счёл Санджара человеком разумным и решил сохранить ему жизнь. Так решил хозяин осаждённого Аламута, находившегося на грани голода.
Хасан послал к Санджару посольство с предложением мира. Не капитуляции, а мира. Султан грубо выгнал измаилитских послов, не пожелав с ними говорить. «Однако, он не убил послов», – удовлетворённо подумал Хасан.
Утром следующего дня султан, проснувшись, увидел, что в пол у его ложа воткнут кинжал. Рядом лежала записка: «Если бы я не желал султану добра, кинжал торчал бы у него из груди». Многочисленные охранники султана все были на постах и честно исполняли свой долг.
Султан на целые сутки погрузился в состояние тяжёлой и мрачной задумчивости. Потом велел предложить измаилитам перемирие. Это перемирие вскоре переросло в фактическое признание государства Хасана ас-Саббаха. Санджар позволил измаилитам удерживать часть денег с налогов, собиравшихся на его землях, разрешил собирать дорожные пошлины с проезжающих, даровал другие привилегии.
И всё это благодаря тому, что один-единственный мальчик-фидай совершил невозможное, переиграв многочисленную охрану.
***
Рашид лихорадочно записывал. Ему открывалась ранее никому не известная правда о фидаях. Хасан рассказывал легко и, пожалуй, даже с удовольствием. Неожиданно сильная боль, словно кинжалом, вонзилась в его чрево. Болезнь! Никто не должен знать о его болезни, тем более этот летописец. Хасан нашёл в себе силы не измениться в лице, лишь сухо проскрипел:
– Всё на сегодня.
Оставшись один, он с трудом, скорчившись, дошёл до постели. Боль постепенно стихла. Она не исчезла, продолжая пульсировать во чреве, но теперь уже не мешала вспоминать о том, чего никогда не узнает летописец.
Вспомнив про своих фидаев и про запрет на вино, Хасан опять невольно вспомнил о сыне. Казалось, само это слово «сын» кинжалом вонзается в его чрево. Спасения не было. Хасан понял, что убив сына, он убил себя. При этом он странным образом не испытывал ни раскаяния, ни сожаления, вспоминая тот момент, когда взмахнул саблей над головой сына. Убийство было лишь итогом, подведением черты. Он потерял сына гораздо раньше, если вообще когда-нибудь его имел.
Наследник был для него «проектом» – одним из многочисленных проектов, которые Хасан во множестве одновременно разрабатывал. А занимался он своими проектами в абсолютном одиночестве, в тишине своей кельи, никогда не пытаясь лично проследить за их осуществлением. Зачем? Он и так всё видел, всё знал.
Он нанял для своего ребёнка лучших учителей. Те потом, заикаясь от страха, докладывали ему, что мальчик не проявляет склонности ни к математике, ни к астрономии, ни к географии. Пытался ли он говорить об этом с сыном? Зачем, если и так стало ясно, что науки – не его стезя. Учителя фехтования так же докладывали Хасану, что сын показывает результаты ниже средних. Опытный администратор Бузургумид пытался обучить его началам управления – результат тот же.
Ему докладывали, что сын чаще всего без дела слоняется по замку, пытаясь вести праздные разговоры то с одними, то с другими. И это у него не очень получалась. Кто же вот так запросто будет болтать с наследником повелителя? Однажды Хасану донесли, что его сын слоняется по Аламуту пьяный. Он велел привести его.
– Кто ты такой, что позволяешь себе пить вино?
– Я сын Хасана ас-Саббаха! – с пьяной развязностью заявил юноша.
– Ты? Сын? Хасана ас-Саббаха? – отец, казалось, был потрясен этим открытием. – Да известно ли тебе, щенок, что Аллах может из камней сотворить сыновей Хасану ас-Саббаху? Мои настоящие дети – фидаи.
– Фидаи – никто. Смертники. Они нужны лишь для того, чтобы убить и умереть.
– Заткнись, ничтожество. Это ты – никто. И говорить с тобой не о чем. Если тебя ещё раз увидят пьяным – зарублю своей рукой.
Его увидели пьяным через неделю. Хасан прикончил его быстро, хладнокровно, не думая, как убивают врага на поле боя. Что испытывал он тогда? Не более, чем досаду. «Проект наследник» был закрыт, а в разработке находилось ещё множество других проектов, куда более впечатляющих.