– Говорят, что ты сторонник Низара, сына покойного халифа ал-Мустансира, – сказал Умид.
– Но ведь Низар давно мёртв. Он и на год не пережил своего отца.
– Не все верят, что он мёртв, иные полагают, что ты скрываешь его в Аламуте. Нас уже начали называть низаритами.
– Что за чушь? Низар был ничтожеством, пьяницей, пылью на ветру. Или я представитель пыли, которая к тому же давно развеялась? Что ещё говорят?
– Кто-то считает тебя самозванцем, который незаконно присвоил себе право говорить от имени скрытого имама, – выдал бесстрашный Бузургумид.
Хасан усмехнулся.
– А за кого вы считаете меня?
– Ты – худджа – представитель скрытого имама до его пришествия, – Бузургумид сказал это спокойно и по-деловому, словно доложив о том, что в Аламут доставили сто мешков пшеницы.
Хасан посмотрел на своего полководца с благодарностью. Простой, малообразованный Бузургумид обладал удивительными способностями и никогда не забывал ни одного слова, сказанного повелителем.
– Ты прав, Бузургумид. Но не хотите ли больше узнать о том, кто я?
Несколько пар глаз впились в своего повелителя.
– Я – глас вопиющего в горах. Я призываю сделать прямыми пути имама к тому времени, когда он придёт. Я – всего лишь даи, но я истинный даи. Даи привлекает людей к сокровенному учению имама. Даи устанавливает духовную связь между имамом и его сторонникам.
– А ты, повелитель, разговариваешь с имамом? – за всех спросил Бузургумид, имевший смелость спрашивать.
– Ты спрашиваешь о сокровенном, о запретном. Тебе достаточно верить в то, что волю имама ты можешь узнать только через меня. В чём эта воля, я не раз говорил вам и ещё скажу. Мы должны наращивать силу, которая позволит установить праведное правление имама на земле. Мы должны будем распространить власть имама на весь мир. А весь мир сегодня – зловонное болото. Люди копошатся, как насекомые, стараясь вырвать друг у друга куски богатства и власти пожирнее, люди трусливы, мелочны и ничтожны, они не хотят думать о высоком. Пока такие люди наполняют весь мир, имам не захочет себя открывать. Куда придёт имам? Даже Каир, где правят наши братья-измаилиты – грязная помойка, столица ничтожества. Что уж говорить про города язычников. Где же имам найдёт опору? Где та точка, с которой он начнёт завоевание мира? Здесь, в Аламуте. Сюда придёт имам, потому что здесь он найдёт чистых сторонников, которые не заботятся о мелочном и готовы отдать за него жизнь, ни секунды не раздумывая.
– А если имам до сих пор не пришёл, значит, мы ещё не всё подготовили к его приходу? – спросил Хусейн Каини.
– Правильно мыслишь, Хусейн. Но понимаешь ли ты, что значит хорошо подготовиться к приходу имама? Может быть, государство, которое мы создали для имама, ещё не достаточно крепко и устойчиво? Нет, уже достаточно. Может быть, в Аламуте, Лимиссаре и Кухистане недостаточно чисто? Нет, у нас везде порядок. А вот сердца наши недостаточно устойчивы и чисты. Все ли наши люди полностью победили страх смерти и избавились от мелочных страстишек? Все ли помыслы наших людей направлены только к имаму? Сердца готовьте! Очищайте их от всего земного. Вы поняли?
Слова Хасана произвели на его соратников страшное впечатление. Под взглядом жёлтых глаз, в которых, кажется, и впрямь не было ничего земного, они почувствовали себя полными ничтожествами. Но каждый знал – они перед лицом такого величия, какого нет нигде на земле. Они были угнетены и счастливы одновременно.
Наконец Бузургумид решился спросить:
– Значит, халиф ал-Мустансир не был имамом?
– Плохой вопрос. Какое тебе дело до того, кем был человек, которого больше нет?
– А халиф Мустали?
– Мустали – не имам. Вы не о том спрашиваете. Зачем гадать, кто может быть скрытым имамом? Он из рода Али – это известно. Он подчинит себе весь мир – это так же известно. Он придёт к нам. Больше некуда. А чьим сыном он будет… Аллах знает об этом лучше.
***
Всё было не так, как представлял себе Рашид. Теперь он понял главное: дело не в доктрине Хасана, дело в нём самом. Этот человек обладал потрясающей способностью к подчинению чужой воли. Он был живым воплощением неземной власти. Только в этом и заключалось объяснение его невероятных дел. И всё-таки Рашид спросил о том, о чём собирался:
– А вот доктрина «талима», которую вы, повелитель, гениально усовершенствовали. Если честно, я не смог в ней разобраться. Не могли бы вы объяснить?
– Талима… Ты не очень устал, летописец?
– Рядом с вами никто не чувствует усталости.
– А потом падают замертво.
Рашид содрогнулся. Хасан неторопливо начал:
– Скажи мне, нуждается ли человек в учителе, для того, чтобы познать Бога? Либо нуждается, либо нет. Ведь так?
– Бесспорно.
– Предположим, человек считает, что учитель ему не нужен. Тогда он не должен считать, что его суждения лучше других суждений.
– Почему? Мудрый прав, а глупый ошибается.
– Но ведь если ты считаешь, что учитель не нужен, значит, и сам ты не должен учить. А если ты отрицаешь чужие суждения, значит ты учишь. Как же можно отрицать роль авторитета и тут же утверждать эту роль в собственном лице?