Рыцари былого и грядущего. Том III

– Нет, мессир, не всё, – не думая вилять, с рыцарской прямотой ответил Жан. – Меня всю жизнь угнетала моя безродность. Конечно, это очень плохо для тамплиера. Я много раз повторял себе, что мой род – Орден, мои предки – многие поколения славных храмовников, мой герб – красный крест на белом поле, мой замок – Тампль. Но, вот представьте себе, так и не смог себя этим успокоить. Вступая в Орден, рыцарь отрекается от своей самости, но не от своей личности. Личность вечна. Мы должны поставить себя на службу Богу, а не стремиться к безликости, к слиянию с массой. А что это за личность, если она состоит из одного меня, если я не образую органичное целое с поколениями моих предков? Конечно, я образую целое с Орденом, но в Орден каждый приходит с тем, что имеет, тем самым обогащая Орден. А мне нечем обогатить Орден, потому что я не имею ничего, кроме собственной, не столь уж ценной шкуры. Я сжился с этой своей ущербностью, полагая, что она – мой крест. Но круглый стол вернул родовые имена двум нашим братьям. Вальтер, оказывается, из славного рода Зегенгеймов, а Милош – из не менее славного рода Обиличей. А меня так и оставил безродным. Я по-прежнему – де Лалибела. Но ведь это не моё родовое гнездо. Лалибела стала моей второй родиной, а я по-прежнему ничего не знаю о первой. Я – это по-прежнему только я сам. А это очень мало. И это очень больно.

– А ты заметил, что на Вальтера известие о его принадлежности к роду Зегенгеймов не произвело вообще никакого впечатления, а Милош, напротив, ходит весьма задумчивый, всё никак не может освоиться с тем обстоятельством, что он – Обилич. Если честно, то ни первый, ни второй не вызывают зависти.

– А, может быть, я отреагировал бы каким-нибудь третьим способом? И это был бы мною избранный, лично мне присущий вариант отношения к моей родовой принадлежности. Я ведь понимаю, что вполне могу оказаться худородным, но я принял бы это. А так –мне и принять нечего. Неужели круглый стол пощадил моё самолюбие? Это унизительно.

– Ты понимаешь, что круглый стол – лишь способ проявления Божьей воли? И твои мысли – ропот на Бога?

– Да, мессир, я понимаю. Но и вы понимаете, что всегда и во всём, ни секунды не раздумывая, принимать Божью волю – это признак святости, до которой мне, конечно, весьма далеко. Я борюсь со своей       греховностью, я стараюсь всё понимать, как Божью волю, и то, что мне дано, и то, что мне не дано. Пока у меня это не очень получается.

– Помоги тебе Господь, брат Жан. Твоя проблема мне очень даже понятна. В том мире, где я вырос, родовая принадлежность не только не имела значения, но и напротив, всем казалась подозрительной. Человек, принадлежащий к славному древнему роду, считался неблагонадёжным человеком, за это можно было и головой поплатиться. Но лично мне всегда было интересно, к какому роду я принадлежу, хотя я даже прадедов своих по имени назвать не могу. Я вырос в маленьком городке на озере, и фамилия моя – производная от названия озера. Само же озеро, говорят, было названо по фамилии градоначальника, бывшего у нас за несколько веков до меня – фон Сиверса. Меня всегда терзал вопрос: наша семья получила фамилию по названию озера, или мы всё-таки принадлежим к роду фон Сиверсов? Круглый стол ответил на этот вопрос: я – Сиверцев, а не фон Сиверс. Так что я тоже ничего не принёс в Орден, кроме своей шкуры, не столь уж и ценной.

– Для вас это было ударом, мессир?

– Нет, пожалуй. Печально сознавать свою безродность, но с этим живут. Мы с тобой, брат Жан, принадлежим к орденскому дворянству, впрочем, ты ведь знаешь, что принадлежишь к рыцарскому роду, а я, вероятнее всего, из голодранцев, из «лабораторес». Не стыдно тебе подчиняться такому маршалу?

– Несмешная шутка, мессир. Вы – хранитель меча Карла Мартелла. Если Бог отдал священное оружие в руки «лабораторес», значит так тому и быть. Хотя лично я сомневаюсь, что такое возможно.

Между тем, волшебный лес понемногу сошёл на нет, теперь на их пути встречались лишь редкие, хотя всё ещё могучие деревья, кажется, теперь это были кедры. Стали встречаться небольшие горы, как правило, совершенно голые, без растительности, а мох по краям дороги исчез совершенно, вступая на обочину, они чувствовали под ногами твёрдую почву. Она была покрыта ровной, короткой изумрудной травой. В нездешней стране, какие бы диковины им не встречались, всё было очень чистым и ярким. А может быть просто зрение у них по Божьей воле улучшилось?

Тропинка снова исчезла, а вместе с ней и лев опять куда-то запропастился. Сиверцев улыбнулся, он начал понимать логику происходящего. Если нет дороги, значит им предстоит сделать выбор, а лев появится тогда, когда они свой выбор сделают – не раньше.

Братья осмотрелись и заметили в небольшой горе неподалёку от них вход в пещеру. Пошли туда, других вариантов пока не было. Из пещеры, едва они сделали несколько шагов вглубь, на них потянуло некой особой затхлостью, Сиверцев никак не мог распознать этот запах.

– Запах пергаментов, – улыбнулся Жан де Лалибела. – Древних пергаментов. Запах генеалогий.