– Подруги, – очаровательно улыбнулась одна из них. – Живём вместе. У каждой в этом замке своя башня. Все мы некогда принадлежали к древнейшим аристократическим родам и по положению своему были принцессами, нам надлежало стать королевами, но мы отвергли эту участь, потому что решили жить в чистоте и целомудрии, вдали от придворной суеты. Мы соблюдаем все монашеские обеты, хотя монахинями себя, конечно, не считаем, но наша маленькая община живёт только Христом. В отличие от настоящих монахинь мы занимаемся искусствами, у каждой свой талант – поэтический, музыкальный, живописный и так далее. Всё свободное от молитвы время мы отдаём творчеству, а наш замок даёт нам всё необходимое для жизни, избавляя от бытовых забот, так что служанки нам не нужны. Больше всего мы любим молится вместе, у нас есть прекрасный храм, вот только священника нет, так что больше всего на свете мы мечтаем о том, что бы в нашем храме совершалась Божественная Литургия, но Господь пока не даровал нам этого счастья. Среди вас нет священника?
– Нет. Мы – простые монахи. Рыцари-монахи.
– Рыцари-монахи? Неужели тамплиеры? Настоящие тамплиеры?
– Надеемся, что настоящие.
– Как это замечательно! Ну конечно же. Господь наш Иисус Христом послал нам Своих верных слуг-тамплиеров. Только целомудренные воины-монахи могли стать нашими спасителями. Теперь вы, наверное, станете нашими рыцарями, а мы – вашими прекрасными дамами, ведь не случайно же и вас и нас – девять. Наши отношения будут чисты и целомудренны. Вы будете нас защищать, а мы – шить для вас плащи, а видеться лишь изредка, может быть даже – издали. Думаю, что Господь дарует вам замок где-нибудь неподалёку. Впрочем, я размечталась. Извольте же благородные рыцари пожаловать в наш замок и отведать угощение, которое дарует нам Господь.
Сиверцев уже готов был принять предложение. Девушки были столь чисты, а их речи столь благопристойны, что здесь невозможно было усмотреть никакого подвоха. Но не успел Андрей открыть рот для ответа, как вместо него заговорил Годфруа де Сент-Омер:
– Мы благодарим вас за приглашение, но нам пора в путь.
– Куда же вы направляетесь?
– К горизонту. Более точных сведений о нашей цели у нас нет.
– Но отобедайте, по крайней мере, ведь вы же голодны.
– Мы не голодны. Господь питает нас хлебами, которые дал нам пресвитер Иоанн.
– Вы видели пресвитера Иоанна?
– Да.
– А мы, его подданные, никогда не видели правителя нездешней страны. Неужели вы не расскажете нам о пресвитере?
– Мы – плохие рассказчики. К тому же впечатление, которое производит пресвитер… неизъяснимо. Люди в сто раз лучше нас владеющие словом и то, пожалуй, не смогли бы толком рассказать о пресвитере Иоанне.
– Но, может быть, вы хотя бы дадите нам по кусочку от его хлебов?
– Конечно. Мы очень рады, что эти хлеба дарованы нам не только для нас.
Андрей, не пытавшийся вмешиваться в этот разговор, кивнул братьям, они достали из мешков хлеба, как всегда целые, и, отломив каждый по половине, приблизились к девушкам. Те, с поклоном приняв половинки хлебов и поцеловав чудесное подношение, опустили глаза.
– Сегодня в нашем замке будет самая чудесная трапеза из всех, которые здесь когда-либо были, – грустно сказала старшая девушка.
– Во славу Божию, – сказал Андрей. – Простите нашу невоспитанность и слишком угловатые манеры. Мы далеко не соответствуем рыцарскому идеалу, как впрочем и монашескому. Прощайте, и храни вас Бог.
Братья шли по дороге мрачные, как никогда. На душе у всех было уныло. Андрей, так же, как и все, чувствовал, что ему не по себе. Он не хотел говорить с Годфруа, хотя вовсе не считал себя униженным от того, что тот принял решение за маршала даже не посоветовавшись. Это было как раз нормально, в боевой обстановке тоже не приходится спрашивать разрешения на каждый взмах меча, и если Годфруа взял на себя ответственность, значит не счёл возможным поступить иначе. Это Орден, а не армия. Но Андрей долго не хотел говорить с древним братом, потому что этот разговор казался ему не по силам, очень уж муторно было на душе. Де Сент-Омер так же не считал нужным как-либо комментировать свой поступок. Андрей, как смог, помолился, ему стало легче, и тогда он обратился к Годфруа:
– Эти девушки явно не имели дурных намерений. Или я плохо почувствовал ситуацию? Может быть они были бесами во плоти?
– Вот уж не думаю. Славные девчонки. Искренние, честные и чистые. Считать их воплотившимися бесами можно с таким же успехом, как и самих себя. Они вовсе не имели ввиду раскидывать перед нами сети и были для нас не опаснее, чем мы для них.
– Так в чём же дело?
– А ты посмотри на наших братьев. Неужели ты не видишь, в каком они состоянии? Жаль ещё, что зеркала не могу тебе предложить.
– Да, ребята явно не в себе, и я, пожалуй, тоже. Но вот скажи мне, Годфруа, разве это грех, защищать беззащитных девушек, даже не приближаясь к ним?
– Нет, это, конечно, не грех, но это может быть путь ко греху.
– Да мало ли что может быть? Каждый поступок, каждое слово, каждая мысль могут стать путём ко греху, но если живёшь – невозможно не жить.