Ссылки на Маккавеев в литературе, посвященной крестовым походам, встречаются постоянно. Рыцари всех военных орденов отождествляли себя с этим родом ветхозаветных воинов — отцом Маттафией и его сыновьями, в том числе с Иудой Маккавеем, военным вождем еврейского восстания против Антиоха IV Епифана. Самопожертвование Иуды Маккавея уподобляли самопожертвованию первых христианских мучеников. В сюжете о Маккавеях есть два тесно связанных аспекта — образ воина, готового на мученичество ради службы Божьему делу, и идея, что добиться победы можно, лишь целиком положившись на Бога, а не рассчитывая только на собственные силы. Небольшое число людей может победить огромные армии, если оно уповает на Бога. Так Иуда Маккавей стал прообразом крестоносца и нового рыцарства военных орденов. Сравнений такого рода в хрониках времен крестовых походов не счесть: только в «Хронике» Генриха Ливонского дано 150 ссылок
[608]. Петр Дуйсбургский делает Маккавеев главной опорой идеологии миссионерской войны в Пруссии [609]. Что касается ордена Госпиталя, к которому я еще вернусь, он ни более ни менее как возводит свое начало ко временам Маккавеев!Итак, храбрость в сочетании с верой и кротостью — таков образ Маккавеев, этих антигероических героев, с которыми сравнивали крестоносцев. Рорго Фретелл из Назарета описывает графа Родриго Гонсалеса де Лара, присоединившегося к тамплиерам в Святой земле и передавшего им замок Торон-де-Шевалье (Латрун), как «рьяного соратника Маккавеев, живущего перед Вефилем, при дворе царя Соломона»
[610]. У медали была и обратная сторона: разве при расчете на божественную поддержку нельзя было бросаться в самые дерзкие предприятия, как поступил магистр Храма Жерар де Ридфор в мае 1187 г. при источнике Крессон? Гордыня, изгнанная в дверь, влетала в окно.В почти безымянной массе орденских братьев выделяются отдельные образцовые биографии. «Хроника Пруссии» Петра Дуйсбургского, законченная в 1326 г., никогда не упоминает проявлений личной смелости, зато отмечает «благочестивую жизнь братьев из Христбурга» или же поучительную биографию Германа, по прозвищу Сарацин, уроженца Швабии, которого пылкость его молитв Святой Деве спасла от смерти. Добродетельный брат Бертольд пожелал проверить прочность своего обета целомудрия: ему показали юную девицу, обнаженную, и он, «сильнейший Самсон, святейший Давид, мудрейший Соломон», устоял перед искушением
[611]. Такая образцовая жизнь иногда вознаграждалась святостью. Святые и блаженные госпитальеры — это не воины и часто даже… святые женского пола: святая Тоскана в Вероне, святая Флор — сестра из Больё, умершая в 1343 г. и канонизированная в 1360 г. [612]Правду сказать, военные ордены дали весьма немного святых или блаженных, и среди тех, кто стал известен (очень мало), некоторые атрибуции могут вызвать сомнения. Из простого крестоносца, спутника Людовика Святого — Жана де Монфора сделали тамплиера, образцовое поведение которого на Кипре зимой 1248–1249 гг. возвело его в ряд блаженных
[613]. В XIV в. в Санта-Мария-дель-Темпио, близ Кальтаджироне на Сицилии, почитали некоего святого Герланда, происхождения польского или немецкого, пришедшего туда в царствование Фридриха II. Возможно, он был тамплиером, но его культ присвоили госпитальеры: картина неизвестного художника XVII в. в коллегиальной церкви Святого Павла на Мальте изображает этого святого в черном плаще с мальтийским крестом [614]. Его голова в качестве реликвии и по сей день хранится в Кальтаджироне.Военные ордены охотно предоставляли верующим для почитания реликвии, которыми они располагали. Тевтонцы насаждали культ святого Руперта, святой Варвары (Петр Дуйсбургский рассказывает о чудесном обретении головы святой) и, очевидно, святой Елизаветы
[615]. Госпитальеры потеряли большую часть своих реликвий в Акре в 1291 г., кроме мощей Герарда, своего первого «ректора». Но они приобрели на Кипре реликвии тамплиеров, которые те вывезли сначала в Сидон, а потом на Кипр во время последнего штурма мамелюков [616]. Потом они переправили их на Родос, так что остров стал местом паломничества. Среди самых знаменитых их реликвий были рука святого Варфоломея, правая кисть святого Иоанна Крестителя, фрагмент древа Истинного Креста и шип из тернового венца Христова — Ожье д’Англюр во время паломничества в Иерусалим видел, как последний зацвел на Страстную пятницу 1395 г. в капелле магистерского дворца [617]. Распространен был также культ одиннадцати тысяч кельнских дев. У тевтонцев в их доме в Венеции была голова одной из них, а у тамплиеров в Париже — другой: на допросе во время процесса ордена Храма Гильом д’Арраблуа показал, что «часто видел на алтаре голову, оправленную в серебро, которую почитало большинство из тех, кто заседал в капитуле, и слышал, что это голова (реликварий) одной из одиннадцати тысяч дев» [618].