— Я здесь впервые.
В тундре Лешка взял реванш за все свое ледокольное и водолазное ученичество. Ему было очень важно показать Виктору, что он, хоть и пацан еще, знает свой мир ничуть не хуже, чем водолаз — свой. Они бродили по кочкарникам и каменистым осыпям, по заросшим ольхой и ивой речным долинам и бескрайним голубичным полянам. Лешка рассказывал про серых гусей и куликов, про хариусов, зимующих в темных речных ямах, и про ослепительно белого чира, чью зимовку никто еще не видел.
— Надо же, сколько он знает, — тихо удивлялась Ольга, когда они с Виктором слегка отставали.
— Наверное, учителя географии и биологии в школе просто любят свой край, — предположил Виктор, осторожно поддерживая Ольгу под руку. — Это всегда видно на детях.
— И мать замечает это последней, — она горько усмехнулась.
— Все-таки замечает, это уже успех. И слава богу, вам есть что замечать в сыне. Теперь они все как-то... на одно лицо.
Лешка протер глаза и спросил басом:
— Уже пришли?
— На подходе, — Виктор глядел в иллюминатор. — Мать узнает, что спишь днем, что скажет? Вставай пить чай.
— А я расскажу ей, как ночью работал вместе с тобой, — схитрил Лешка и загремел умывальником. — И ничего она не скажет. Дядь Вить, а ты уже пил?
— Вместе пойдем.
— Нормально. А в Певеке работать будем? Или в тундру пойдем?
— Осмотрим корпус, а там и в тундру. Если маму отпустят.
— А если не отпустят, сами сходим?
— Думаешь, ей меньше нашего хочется? Сидит в кабинете, света белого не видит, — с укором сказал Виктор.
— Значит, должны отпустить, — решил Лешка. – Ты договорись, и ее отпустят.
Они вышли в коридор и направились к столовой.
— Что значит договорись? — строго спросил Виктор. — Знаешь, сколько судов в подчинении у начальника штаба? Десятки. И на каждом по сорок человек. А на ледоколах и того больше. Что же это будет, как ты думаешь, если каждый прибежит в штаб договариваться?
— Ты же не каждый, ты же водолаз, — оскорбился Лешка.
— А что водолаз? Обычный моряк, не лучше токаря или матроса.
Лешка замолчал, но Виктор понял — его слова парня не убедили.
Они поднялись на верхний мостик, чтобы получше видеть поселок. В порту шла работа: над тремя кораблями, стоящими в ряд вдоль стены, суетились краны, подавая на берег стропы с грузом. Где-то там, на причале, скрытые бортами судов, то и дело отъезжали груженые машины. Они вылетали с бетонного причала на пыльную поселковую дорогу, и тучи пыли медленно сползали в море, скрывая дальнейший путь грузовиков.
На просвете меж двух судов, приготовленном для швартовки ледокола кормой, столпилось десятка полтора людей. Виктор указал Лешке:
— Вон, видишь?
— Ага. Только там одни мужики.
— Это издалека. Может, она в брюках.
Капитан швартовался как всегда решительно, на полном заднем всеми тремя винтами, так что Виктор с Лешкой скоро ее высмотрели.
Помахали, потом постояли, молча преодолевая взглядами расстояние. Потом снова помахали.
Томительное дело — встречать судно! Пока подадут сходню — изведутся на борту, измаются на причале. И горе парням, подающим эту самую сходню. Чего только не наслушаются под придирчивыми взглядами нетерпеливых! А наслушаются — и впрямь все из рук вон!
Наконец подали трап и сетку завели. Ольга — деловая! — сама пошла на ледокол.
— Мама, мам! А мы ночью работали, лопасть меняли на танкере!
Лешка особенно старательно выговаривает солидные слова «лопасть» и «танкер», пока Ольга еще идет по сходне. А потом кидается ей на шею.
— Мам, тебя отпустили? А дядь Витя сам под воду ходил, я с ним по телефону разговаривал!
Она улыбается, смотрит Виктору в глаза.
— Ну, привет, — он сжал руками ее плечи. — Заждалась?
— Немножко. А вы, бродяги?
— И мы. Идем в каюту, а то...
Она отцепила от себя Лешку и пошла за Виктором под внимательными взглядами ледокольщиков...
Лешка в каюте принялся оживленно рассказывать ей о своих ледокольных делах. Ольга кивала и поддакивала изо всех сил, а сама все смотрела на Виктора, смело встречая его упорный взгляд.
— Сынок, ты бы шел домой, а я скоро...
— Домой? Зачем? — Леша насторожился, посмотрел на Виктора. Потом, сообразив что-то на свой манер, выволок из рундука сумку, стал собирать вещи.
— Да, ма. Сейчас.
— Сегодня у тебя отгул, — Виктор старался говорить буднично. — А завтра к восьми жду. Хоп?
— Хоп, — Лешка слегка ободрился. — Ну, я пошел.
Молчание тяготило Виктора. Он знал: Ольга ждет решения, к которому он совсем не готов. Да, три года — это срок, но из этих трех сколько они виделись-то? Не наберется и месяца. А наедине, вот так, кажется, ни разу и не были. То он стеснялся Лешки, уходил от них пораньше, пока парень еще не лег спать. То у нее ночная работа в штабе.
Порой накатывала на него колючая память о дочери, было совестно перед ней, и все прежние оправдания казались пустыми.
Что-то не складывалось, мешало, а время шло. Ольга становилась в его жизни все более неизбежна, незаменима вместе с Лешкой. Виктор уж и не знал, может, он возвращается сюда в Певек, а Владивосток теперь — лишь долгая командировка?
Он сел к Ольге на диван, положил руку на ее плечи.