Рыцари моря

После Полоцка Месяц обзавелся попутчиком – личностью примечательной, много знающей, много умеющей, и знаменитой в простонародье душевной щедростью, сердечностью и простотой. То был старец Феодор, более известный в людях под именем Федорина, – знахарь, лекарь, советчик, сказочник-баюн, вестник и про-сто добрый человек, готовый презреть собственное благополучие ради чужого, совестливый человек, полагающий, что чужой беды нет, как нет и чужого счастия, поскольку все люди – братья. Одет он был в сермяжные одежды, обут в лыковые лапти, за спиной носил торбу, да и не торбу, а торбищу – так как величиной сей предмет был едва ли не больше самого старца. Однако вес той торбы был небольшой. Как позже выяснилось, Федорина носил в ней великое множество разных трав, корешков и соцветий, толченую кору, косточки волчьего лыка, жиры для растираний, ягоды, а также в засушенном виде внутренние органы каких-то животных, лоскутки шкур, рожки, кроме того золу, селитру, серу, мел и прочее, и прочее – все это использовалось им в его лекарско-знахарском ремесле, и всяк корешок, и всяк порошок знали свое место в торбе. Старец этот Федорина имел еще одну замечательную черту: насколько он был щедр на доброту, настолько же он был жаден до знаний. Ему было интересно все. Рассказы Месяца о дальних странах и морях, о разных народах и диковинных обычаях, о языках, о том, что написано в книгах, им читанных, – все это не удовлетворяло любопытства Федорины, а напротив – только распаляло его. Особенно же хотелось ему знать составы тех мазей и эликсиров, порошков и пилюль, какими пользовал Месяца лекарь Розенкранц. Старик очень огорчался от того, что Месяц не мог назвать ему ни одной составной части… Был Федорина высок и сух, но не сутул, ходил быстро, не столько опираясь на посох, сколько волоча его за собой, – этим посохом он пользовался при откапывании корневищ. Лицом старец был смугл, – должно быть, скорее от действия, производимого ветром и солнечными лучами, нежели от рождения. При его всегдашней бодрости Федорина почти не знал усталости и за день мог пройти столько, сколько иной проходит за два. Бывало Месяц, молодой и крепкий, под вечер едва ноги волочил, а старец еще бегал по лесу да для костра отбивал с валежин сухие сучья. Спал Федорина крепко на твердой земле, подложив под голову камень; в еде был умерен, хотя его, как лекаря, желанного гостя, у какого-нибудь зажиточного мужика могли и попотчевать изобильно, – старец довольствовался обычно хлебом и водой, причем в хлебе предпочитал мякиш. Руки у него были жилистые и сильные; за орехами или там за медом к дуплу поднимался сам, не ища чьей-либо помощи, – и это при том, что было ему более ста лет. Церковь Федорина не обходил стороной, в Бога, как всякий христианин, веровал, соблюдал праздники и посты, но вера православная умела сочетаться в душе его с верованиями старинными, языческими – на этих верованиях, тайных обрядах с огнем и водой, на пришептываниях и притоптываниях, на поклонении камням и деревьям, рекам и горам держалось Федоринино знахарство. И было это знахарство не шарлатанством и плутовством, каких Месяц немало насмотрелся в городах, а было оно несомненной правдой, ибо Месяц не раз видал собственными глазами, как человек расставался с тяжким, застарелым недугом от того только, что Федорина прошептал над ним заклятье, обвел его вокруг огня и развел по воде руками или сделал еще что-нибудь такое – поплевался либо закричал, затопал на некий призрак, посыпал солью порог и затем смел ту соль.

С Федориной и Месяц приноровился зарабатывать на хлеб: кому крышу подлатает (здесь ему пригодилась наука рижских кровельщиков), кому подправит тын, у кого-то, заметит, ободверие покосилось, кому-то приладит дубовый засов, заменит крест на могилке, почистит колодец, просмолит лодку – много чего умел, никому неотказывал. Мужиков в деревнях было – раз-два и обчелся. За двенадцать лет ни один двор не обошла война, и дворы эти без крепкой хозяйской руки быстро приходили в негодность. Так и помогали вдовам и сиротам: один – словами да отварами, другой – руками. Платили им небогато, чем могли, – кто корку хлеба даст, кто яйцо, кто сала кусок, кто чашку бундечки – все было хорошо, все было слава Богу!… «Храни тебя Господь!…» – говорили и шли к другой деревне. Иногда же оставались в какой-нибудь избе ночевать, ибо ночи уже были холодны.

Так, в пути и в бесконечных беседах Месяц и Федорина проводили время с пользой для себя (было сказано уже, какую пользу они приносили людям; люди провожали их с сожалением), каждый из них уступал другому часть своего богатства – знания; и с новыми знаниями становились сильней. На некоторое время совпал путь двоих людей, один из которых вполне мог доводиться другому правнуком. Один ходил по земле, другой, в силу своей юности, нет-нет да и воспарял под небеса – у них было чем обменяться в видении мира; один уже жил воспоминаниями, другой еще склонен был помечтать – а известно, что от единения этих прекрасных корней родилась не одна мудрость…