— Не буду скрывать от вас, — сообщил Беклемишев, — что офицерскую публику воротит от моих подлодок, как от хорошей касторки. Все согласны плавать хоть на землечерпалках, только бы не видеть этих железных гробов, которые частенько тонут, горят и взрываются… Зато у нас полно свободных вакансий!
— Я согласен. Тонуть. Гореть. Взрываться. — Вот и отлично. Не пройдёт и полугода, как я вам обещаю чин лейтенанта… Кстати, — спросил Беклемишев, — сколько хотели бы вы получать жалованья?
— Как это сколько? — не понял вопроса мичман. — А так… называйте любую сумму, и эту сумму вы будете иметь от казны ежемесячно. Ведь в морском министерстве нам выплачивают независимо от чинов на основании известного приказа: «Подводникам платить сколько они пожелают, потому что всё равно они скоро все потонут или взорвутся…»
Сергей Николаевич остался человеком скромным: — Можно рублей… ну хотя бы сорок. — Так и запишем: четыреста рублей в месяц на всём готовом… Предрекаю: на подводных лодках вас ждёт удивительная жизнь и быстрая карьера! — обещал Беклемишев.
— Не сомневаюсь, — бодро отвечал Панафидин.» Мы ничего не знали ни о каких катастрофах.
Мы не думали о них.
Нам и в голову не приходило, что с нашей лодкой и с нами что–то может случиться. С юмором и молодым задором делали своё дело, во всём полагаясь на командира. Однако, и на К-136 тоже случались истории. Вроде той, что сначала напугала, а потом рассмешила всех. На переходе к месту пуска ракеты приключилась неприятная история с металлической пластинчатой пружинкой, доставившей всем нам массу волнений. Такая маленькая, зараза, а столько переживаний из–за неё было. А виной всему излишняя старательность шахтёрского парня старшего матроса Николая Чепеля, вздумавшего для надёжности ещё раз проверить работу электронно–вычислительной аппаратуры системы «Марс». Прежде чем рассказать о том, что заставило всех нас изрядно помандражить, сделаю некоторое отступление: те, которые думают, что в жизни моряка–подводника одни погружения и всплытия, жестоко ошибаются. Есть у подводника радости. Выход наверх после многодневного нахождения в душном отсеке. Вино к обеду и шоколад к вечернему чаю. Всякие там деликатесы в консервных банках. Отдых в санатории по приходу из автономного плавания. Радость встречи на пирсе по возвращении из моря. И много ещё других счастливых моментов, из–за которых стоит надеть флотскую тельняшку или прицепить к поясу золочёный офицерский кортик. А вот у старшего матроса Чепеля особую радость вызывала команда: «Начать ППР!». Планово–предупредительный ремонт. Правда, ничего ремонтировать в высокоточных приборах не требуется. Под плановым предупреждением возможного отказа аппаратуры подразумевается её внешний осмотр, продувка воздухом, промывка спиртом, протирка. Поэтому моряки аббревиатуру «ППР» расшифровывают на свой лад: «Посидим, побалдим, разойдёмся». По команде из центрального поста «Начать ППР!» командир боевой части традиционно откупоривает двадцатилитровую канистру со спиртом. С хорошим медицинским спиртом, почему–то именуемым на флоте «шилом». Каждый в отсеке подставляет под канистру эмалированную кружку, и тогда слышатся приятные душе бульканья. Спирт в таких случаях предназначен для вышеупомянутых протирки, промывки приборов, дабы уберечь их от сырости и ржавчины — извечных врагов моряков. Промывка спиртом, если, конечно, последний не выпивается и не заменяется бензином, помогает содержать приборы в чистоте и постоянной готовности к бою. С «шилом» этим однажды у нас такая история вышла. Всему экипажу старпом Куренков объявил: —
— Спирт выдаём не питьевой, а технический. Не этиловый, а метиловый. Яд очень опасный. От него можно умереть, ослепнуть. Распишитесь в журнале, что предупреждены об опасности применения метанола внутрь. Расписались, спирт получили и началось. Заявляется ко мне на боевой пост Ваня Герасимов с баклажкой так называемого «метанола», усы подкручивает, пробку нюхает. — Не верится мне, Генаха, что старпом яду нам налил. Чистый, как слеза комсомолки в первую брачную ночь. — А вдруг правда? Выпьешь и на тот свет сыграешь… В лучшем случае. А ну, как слепым станешь? Пришли ещё закадычные друзья Слава Скочков, Коля Пироговский, Боря Пирожников, Ваня Замула. Петруха Молчанов, само собой, тоже здесь. Сидим, молчим, думаем. Ваня Герасимов ус перестал крутить, вслух общую мысль выразил:
— Надо, мужики, проверить. Говорят, если луковицу в спирт бросить и она не почернеет — нормальное «шило».
— А я слышал, что картофелиной сырой испытывают, — дополнил герасимовские познания химического анализа Ваня Замула. Тотчас кок Пирожников сбегал на камбуз и принёс для верности то и другое. Налили в плафон спирт, поместили в него луковицу и очищенную картофелину. Минут десять подождали, глядя на них. Плавают, ничего с ними не делается. Ваня Герасимов первым зачерпнул кружкой из плафона, обвёл всех прощальным трагическим взглядом.
— Дозвольте за народ пострадать, мужики. Ежли кину кони, прошу простить меня, може кады забидил кого словом аль делом.