Рыцари морских глубин

— Куда ты, дед Макар? — кинулся за ним, дрожа в ознобе, недавний покойник. — Уж не снится ли мне всё?

— Какое там? Наяву, Степан Акимыч. А я за людьми поспешаю… За подмогой. Жёнушку твою, Матрёну, спасать надо. Ить и её с тобой надысь зарыли…

Пока перепуганные до смерти нарымчане охали спросонья да ахали, утро приспело. Откопали несчастную. Очнулась она в гробу. Изодрала на себе платье, исцарапала лицо. И умерла в мучениях от удушья, сознавая, что в могиле лежит. Нет смерти страшнее.

Ещё неделю продолжалось в Боровлянке застолье по случаю моего приезда в отпуск. Так заведено в деревне. Свадьбы, именины, встречи и проводы отмечают неделями. Приходили в наш дом небритые мужики в мятых, не знавших утюга рубашках, опохмелялись. Вели неторопливые беседы с отцом. Напивались. Шумно уходили. Наутро усаживалсь за стол, и всё повторялось.

Я уже не пил с ними, помогал матери по хозяйству. Она устала за эти дни, хотя ей всегда было не легче. Мать не ворчала, не ругалась: давно привыкла к попойкам в доме.

— Сходи вечером в школу на родительское собрание. Мне не вырваться, ещё корова не доена, и тесто подходит, хлеб надо выпекать. А отец с утра шары залил… Да и не ходит он в школу никогда… — намывая тарелки, сказала мать. — Кстати, Тонька Борцова устроилась в нашу школу учительницей начальных классов. Из–за тебя, наверно. Ждёт девка, надеется, что приедешь со службы, а она здесь, вот и свидетесь.

Сестра Алла училась в пятом классе. Переодеться «по гражданке» мне оказалось не во что: из старого пальто вырос, брюки, пиджак, купленные до призыва, тоже стали малы. Пришлось идти в школу во флотской форме: бушлат, бескозырка, несмотря на мороз. Явился, сел за последнюю парту. Пока классный руководитель рассказывала о своих учениках, дверь поминутно приоткрывалась. В щель заглядывали молоденькие училки. Бросали любопытный взгляд на меня, затворяли дверь, но не надолго. Скоро их глаза вновь стреляли по мне. Тони среди них я не видел. Да и новость о её работе в Боровлянской школе меня не взволновала.

После собрания молодые учительницы столпились у крыльца. Было темно. Пощипывало уши, но форс морозу не боится. В отпуске военнослужащему допускается ношение формы одежды на порядок выше или ниже. И по–хорошему, следовало ехать домой в шинели и шапке. Сибирь всё–таки, не Ташкент. Но разве откажешь себе в удовольствии пофорсить в бушлате?! И в бескозырке?! Чуб из–под неё, бушлат на две верхние пуговицы расстёгнут, чтобы тельник был виден. Слегка вразвалочку иду, поскрипываю хромовыми ботинками по свежему снежку. Подойти к учительшам, заговорить с ними духу не хватает. Сробел, признаюсь. Прохожу мимо. А школьные красотки в лице сельской доморощенной интеллигенции весело и дружно вдруг грянули песней:

За рекой над косогором встали девушки гурьбой.
«Здравствуй! — все сказали хором, —
Черноморский наш герой!»
Каждой руку жмёт он и глядит в глаза.
А одна смеётся: «Целовать нельзя!».

— Неувязочка получается, девчата, — ответил я на столь неожиданное приветствие и небрежно перебросил «беску» на самый затылок. — Не герой я и не черноморский…

— Так то в песне, — снимая с меня бескозырку и примеривая на себя, смеясь, сказала самая симпатичная из них, и по–видимому, самая бойкая. — Что же про ваш флот не сочинили? Мы бы спели…

— Как же? Есть и про наш:

Слава фло–о–ту на–шему

Тихоо–о–кеанскому! — пропел я, чем вызвал громкий смех.

— Ну, под такую песню только маршировать! Ать — два! Ать–два! — взмахнула руками самая симпатичная и самая бойкая.

— Между прочим, меня Людмила Прокопьевна зовут. А вас, мы уже знаем — Геннадием. Нам по пути, морячок. Проводите? — И не дожидаясь ответа, цепко подхватила меня под руку, потянула за собой. Остальные девицы нехотя отстали, и скоро позади нас поплыла в морозной тишине песня:

Ромашки сорваны, завяли лютики,
Вода холодная в реке рябит…
Зачем вы, девушки, красивых любите?
Одни страдания от той любви.

Мы шли по ночной, выбеленной снегом улице под заливистый собачий лай и звонкие переборы гармони. Какой–то разбитной гармонист лихо наяривал на ней, громко напевая:

Ой ты, зима морозная,
Ноченька яснозвёздная.
Скоро ли я увижу
Свою любимую в степном краю…