Рыцари Серебряного Щита

Что-то в глубине яхты охнуло и зевнуло. Парус приподнялся, со складки скатился ручеёк дождевой воды, а потом оттуда выползло что-то Круглое и Синее. Цапля твёрже встала на ногах, задрала кверху клюв, приняла боевую позу. Вся её фигура от кончиков когтей на лапках до хохолка на голове была олицетворением гневного мужества, которое, не подчиняясь здравому смыслу, нередко бывает плохим, очень плохим советчиком. Синее и Круглое вздрогнуло, выпрямилось, и Хромоногая клюнула его со всей силы своего острого клюва.

Раздалось ужасное рычание. Что-то вышибло парус из-под ног Цапли, и она тут же грохнулась в воду. Со страху начала биться крыльями и окончательно пришла в себя лишь на ветвях высокой сосны.

А снизу, со стороны яхты, продолжал нестись рёв. Цапля осторожно поглядела туда. Какой-то человек в странном зелёном пиджаке, с голой головой, на которой виднелся чуб, похожий на хохолок Цапли, брёл по пояс в воде и саблей лихо рубил тростник. Остриё сабли сверкало, как молния, с бешеной скоростью описывая в воздухе полуобороты и круги.

— Бей, кромсай! Руби! Коли! Нате вам, собачьи дети, нате! — гневные восклицания долетали до самой макушки высокой сосны.

Хромая Цапля задрожала при одной мысли о том, что бы случилось, если бы она не сумела вовремя унести крылья. Однако откуда же ей было знать, что у фотографа есть сабля? А впрочем, может быть, это вовсе и не фотограф? Однако ни на рыбака, ни на лесника, ни на туриста он не похож. Кто же он в таком случае, и бывают ли ещё какие-нибудь другие люди?..

Бывают или не бывают, но это, несомненно, самый страшный из них.

Цапля с удивлением заметила, что из-за борта яхты выглянули четыре ребячьи головы и тёмная волчья морда.

— Погодите!

— Остановитесь!

— Пан Твардовский! — раздались пискливые увещевания.

— Ав, ав, ав! — поддержал их волк собачьим голосом.

— Режь! Секи! Коли! — визжал тот, с саблей. «Сколько живу на свете, а не видела ещё такого скандала в нашем заповеднике, — подумала Хромая Цапля. — Будет теперь о чём клекотать до конца года! А ведь всё началось с самого героического клевка, — важно распушила она перья. — Нет, надо поглядеть на всё это с более близкого расстояния».

Цапля бесшумно спланировала на землю и, пробираясь от дерева к дереву, затаилась, наконец, за стволом старой дуплистой ивы. Одним глазом она выглянула из-за неё.

— Клад у нас крадут! — закричал один из ребят. Твардовский задержал в воздухе занесённую над головой саблю и немедленно бросился назад к яхте.

— Кто крадёт?

— Пока никто, однако могут украсть, если вы будете без конца воевать с тростниками, — спокойно ответила Данка. — Чем они провинились перед вами?

— Они страшно клюнули меня. Никогда не прощу этого нечестивым!

— Клюнули? — удивилась Кристя. — Куда?

— Куда?! — охнул Твардовский, левой рукой похлопывая себя по мокрым шароварам, и неожиданно затих. — В общем, это неважно… Глупость… Рыцарь Серебряного Щита не говорит о таких пустяках. — Он влез в лодку, пристроился на краешке сундучка с Кладом и печально опустил голову.

— Вы были сейчас очень похожи на князя Юзефа Понятовского, — сказала Кристя, чтобы хоть немного утешить мастера чёрной магии, а увидев его удивление, вызванное этими словами, пояснила: — Это был такой генерал, которому судьба доверила честь поляков…

— А он, кичась ею, прыгнул в реку и утонул, потому что не умел плавать, — со злостью добавила Данка.

Все некоторое время молча глядели друг на друга. Невесёлая это была картина: с Твардовского ручьями стекала вода, и он тяжело дышал от переутомления; Андрейка, с резиновым кругом на шее, оттирал рукою щёку, измазанную смолой; Кристя и Данка, растрёпанные, в мятых платьях, дрожали от холода; у Здися один глаз был подбит, а на лбу красовался большой шрам — как память о встрече со скобой падающего гафеля.

— Что же мы теперь будем делать? — вздохнула Кристя. — Одни, голодные, неумытые… И «Сарданапал» повреждён, и дом неизвестно где… Ой, ой! — лицо у неё скривилось, губы прыгнули подковой, и она проглотила слёзы. — А мы ещё должны были править миром…

— Для того чтобы править, помимо тех, кто правит, нужны ещё и те, которыми правят, — пробурчал Твардовский. — А тут лес, глушь…

— Может быть, нам немного помогли бы дьяволы?.. — подала свой голос Данка.

— В это-то время суток, при солнце?!! Исключено! Раньше они являлись по первому же зову, а теперь у них восьмичасовой рабочий день, или, как там лучше сказать, восьмичасовая рабочая ночь. Трудятся только под покровом темноты, — неохотно пояснил чернокнижник.

— Вы говорили о таком зеркале, в котором можно видеть будущее, — вставил своё слово Здись. — Может, нам сейчас узнать, что будет с нами?

— Вы что же, думаете, я такой тёмный шляхтич, что верю в ворожбу? — рассердился чернокнижник. — Другим я, конечно, могу рассказывать… об их будущем, однако самого-то себя обдурить уж никому не дам, потому что не верю в заклинания.

— Может быть, огонь разожжём чародейскими стёклами? Хоть высушим одежду.

— После такого ливня всё мокрёхонько. Где же найдёшь сухих веток?