Рыцари света, рыцари тьмы

— Херувимы, или ангелы… Крылатые и очень могущественные духи. Видишь — крылья у них распростерты и касаются друг дружки? Ими херувимы словно бы создают балдахин над ковчегом, тем самым защищая его. Древние иудеи верили, что Господь, Бог Моисея, обитает как раз под их крыльями.

— А разве не в самом ковчеге?

На лице Стефана читалось неподдельное изумление.

— Нет, над его крышкой.

— Смахивает на идолопоклонство. Ведь евреи всегда чурались подобных изображений…

— Наверное, в тот раз они сделали исключение, — пожав плечами, произнес де Монбар, задумчиво разглядывая фигуры на крышке.

— Что же тогда в самом ковчеге? Ты знаешь?

— Никто не знает, Стефан, — почтительно прошептал брат Андре. — Я даже не подозревал, что ковчег существует в действительности, но мне раз довелось услышать, будто в нем хранятся каменные скрижали с десятью заповедями, принесенные Моисеем с горы. Считается также, что там имеется знаменитый жезл Аарона… принесший плоды. А кто-то даже говорил, что там можно найти манну небесную.

— Может, нам посмотреть? Открыть ковчег?

Де Монбар так поспешно вскинул руку, словно отражал Удар:

— Не надо. Ты помнишь, во что верили евреи? Что храм — обитель Господа. Он жил в храме, в ковчеге, то есть под крыльями ангелов. Разве можно поручиться, что Его сейчас здесь нет? Я бы не притрагивался к этой святыне без предварительных скрупулезных исследований. Впрочем, если тебе хочется, то пожалуйста — но только после того, как я уйду.

— Ладно, пожалуй, не буду…

Сен-Клер тем временем уже внимательно всматривался в темное пространство за ковчегом. Он даже подался вперед и вдруг заявил:

— А там… Там, за ковчегом, тоже есть занавес — черного цвета. Наверное, еще какие-нибудь сокровища.

— Вот это вряд ли, Стефан, — фыркнул де Монбар. — Я когда-то читал, что два поручня ковчега упираются в некую завесу, расположенную позади него… Думаю, что имелся в виду занавес, разделяющий скинию[26] на две части. Если так, то та портьера — не более чем символ. Она просто прикрывает стену. — Он протянул руку и дружески ткнул Сен-Клера, словно заставляя его прислушаться к своим словам: — К тому же что им было еще там прятать? Что может быть ценнее ковчега Завета?

Стефан изумленно оглянулся на него:

— Ничего, конечно, — для самих древних евреев, но это не значит, что тут нет больше ничего стоящего. Мне все-таки хочется посмотреть. Сбоку от ковчега достаточно места, чтоб можно было проскользнуть мимо, не задев его.

Он подождал, что ответит на это де Монбар, но тот молчал, и Сен-Клер не выдержал:

— Ну, что скажешь?

Брат пожевал губами и покачал головой:

— Не знаю, Стефан. Как близко может человек подойти к молнии, чтоб не сгореть дотла? Будь я и большим скептиком, я и то не взял бы на себя смелость — вернее, безрассудство — ближе, чем на вытянутую руку, подойти туда, где, может быть, обитает живой Бог. А ты, гляди-ка, не боишься…

Стефан хмыкнул, но ничего не сказал. Помявшись, он наконец согласился:

— Ладно, если ты так считаешь, то я сдаюсь. Лучше подожду, пока по этому поводу выскажется магистр Гуг, а сейчас давай-ка поднимемся наверх и расскажем братьям, что мы здесь отыскали. Годится?

— Еще бы, — кивнув, улыбнулся де Монбар. — Кто знает, вдруг им и вправду захочется бросить взгляд на то, что они едва ли надеялись обнаружить, копаясь в земле, словно кроты, целых восемь лет. Сейчас мы пойдем и проверим, так это или нет.

* * *

Разворачивающиеся далее события мало походили на последствия предыдущих находок. Все девять собратьев сгрудились в чертоге, желая своими глазами удостовериться в том, что было обнаружено под алтарем. Не нашлось двух одинаковых откликов на строгую красоту черно-белой залы и на великолепие легендарного ковчега Завета, покоившегося в отдаленной нише за занавесом. Семеро из монахов плакали в открытую; Жоффруа Биссо упал на колени у самого подножия лестницы, у входа в галерею, и провел там без движения целых три часа, погрузившись в молитвы. Годфрей Сент-Омер тоже молился на коленях в зале ковчега на протяжении двух часов; иногда к нему присоединялся кто-нибудь из собратьев. Все старались сохранять тишину и если переговаривались, то сдержанно и немногословно. Казалось, ни один из них еще до конца не осознал суть находки и не верил, что после долгих лет изнурительных подземных работ, рытья и долбежки внутри неподатливой Храмовой горы они все же нашли сокровище, к которому бесконечно стремились и которое по своему великолепию превзошло все их самые дерзкие ожидания.

Один только Гуг де Пайен был глух к всеобщему ликованию. Он никуда не уходил, но не обмолвился ни с кем ни единым словом, держась поодаль от остальных собратьев. Сен-Клер неприметно и со все возрастающим беспокойством наблюдал за магистром, замечая, что тот видит происходящее в галереях, но не делает ни малейшей попытки разделить радость со всеми.