Рыцари удачи. Хроники европейских морей

И мертвых кличет голос Одиссея...

Ахилл не дождался друга. Вместо него пришли иные народы, и на черноморских берегах зазвучали неведо­мые языки. То были славяне, варвары в понимании греков и римлян. Не ахейские, а русские моряки бо­роздили теперь черноморские волны, и именно русский поэт Максимилиан Волошин много веков спустя вспомнит в своих стихах о тени Ахилла, все еще витающей над ними. «О понте ексинскомъ не всуе имамы сумни-тися, аще сего первЪйщаго моря (Средиземного.- А. С.) частно можетъ нарещися, - сообщает Бсрнхард Варен и добавляет: - Ниже сумнЪше есть, дабы понтъ евксинскш иногда ради тоя вины имелъ быти езеромъ, босфору заграждену бывшу». Русские долбленые или кожаные лодьи несли свои товары по пути аргонавтов и тысяч безвестных Одиссеев, чьи тени тоже навечно остались витать в этих местах, на бывшей окраине бывшего цивилизованного мира.

Товары Севера находили хороший и быстрый сбыт в Византии и Аравии. Осенью князья собирали дань, дожидались прибытия лодий с северных морей и зи­мой, сообразуясь с общим количеством груза, валили дуб, осину, ясень, липу и строили нужное число лодий, выжигая или выдалбливая стволы. По весне их пере­правляли из Новгорода и Смоленска, Любеча и Черни­гова в Киев, и там опытные корабелы доводили военно-купеческий флот до кондиции.

Константин Багрянородный называет русские суда моноксилами, то есть однодеревками. Однако для даль­них походов лодки, выдолбленные из одного ствола, яв­но не годятся: ведь кроме четырех десятков человек в каждой (об этом прямо упоминают летописи), они должны были везти еще и оружие, и разного рода припасы, и запасные части рангоута и такелажа, и все необходимое для ежедневных жертвоприношений, и то­вары, и «живой провиант» - скот.

Поэтому логичнее допустить, что словом «моноксил» в византийскую эпоху обозначали не только долбленки, но и суда с десяти-пятнадцатиметровым килем, выкро­енным из единого древесного ствола (такой киль упо­минался выше, когда речь шла о коландии и дау). Судя по скудным обмолвкам летописцев, киевско-новгородские лодьи имели малую осадку, чтобы легче было преодолевать пороги и сводить до минимума тягости волока; их снабжали рулевыми и гребными веслами с уключинами; на их мачтах белел прямоугольный парус, а на палубах всегда был наготове якорь, не видный стороннему наблюдателю за высоким фальшбортом, улучшающим остойчивость судна и увеличивающим его грузовместимость. В июне лодьи перегонялись к устью Днепра и после недолгой, но необходимой подготовки выходили в море.

Их влекла в морские просторы не только торговля. Купцы редко бывали просто купцами. Недостатки кав­казского берега с его маленькими и плохо располо­женными по отношению к преобладающим ветрам гава­нями с лихвой компенсировались изобилием оживлен­ных торговых трасс. Самой привлекательной была арте­рия, соединявшая страны Средиземноморья с южными берегами Тавриды и предназначавшаяся в основном для обмена итальянских или греческих вин на крымское зерно и скот. Начиная с III века купеческо-пиратские флоты не оставляли без внимания этот путь, свой про­мысел на нем они сделали наследственным и в Средние века заметно усовершенствовали его благодаря выучке у крымских татар.

Богатые флотилии, шествующие к крымским берегам из колоний Генуи, византийские, а позднее и турец­кие корабли представляли лакомый кусок. Будучи не в силах обеспечить безопасность своих судов, генуэзцы ограничились заботой о безопасности грузов, прибывав­ших с моря или доставляемых из приазовских степей: полузаброшенный древнегреческий торговый город они превратили в генуэзский укрепленный форт и дали ему греческое имя Анапа, что означает «место отдыха». Однако отдых оказался для них недолгим, и, забегая вперед, можно вспомнить руины разрушенной дотла Анапы, на которых турки построили в 1783 году свою крепость, а в 1828-м сделали весьма дальновидный шаг, уступив ее России.

Несмотря на интенсивную торговлю, русско-визан­тийские отношения оставляли поэтому желать много лучшего и в конце концов вылились в открытый конфликт. В 907 году князь Олег, после захвата Киева подчинивший почти все славянские племена по Днепру, пошел войной на Византию с тем, «чтобы Русь, прихо­дящая в Царьград, могла брать съестных припасов сколько хочет... а когда пойдут русские домой, то берут у царя греческого на дорогу съестное, якоря, канаты, паруса и все нужное».