Рыцари удачи. Хроники европейских морей.

Гураб относился к классу галер, включавшему в себя также шини и джафн. Пожалуй, ни один класс судов не породил столько противоречивых мнений, не­редко на грани фантазий, как этот. Забавно читать, как иные «знатоки» переписывают друг у друга «пара­метры галеры» - «точную» (до сантиметра!) длину, ширину и осадку, водоизмещение и вооружение и много чего еще. А между тем никогда и ни в одной стране не существовало такого типа судна, как галера. С самого начала это было собирательное, родовое понятие, вклю­чавшее в себя ряд общих признаков,- точно так же, как не существует просто судна дау. Даже слово «класс» приложимо к галере с существенными оговор­ками, так как галерами могли быть суда разных классов. Применительно к античности, например, галерой при­нято называть любое деревянное гребное или парусно-гребное судно, не подходящее под понятие челнока. Галера могла иметь один ряд весел (как пентеконтера), два (либурна), три (триера), различаясь, естественно, всеми своими признаками. Так повелось, и ничего тут не поделаешь. Эта традиция породила, скажем, такое устойчивое словосочетание, принятое всеми историками мира, как «галера Махдия»: так окрестили судно, затонувшее у этого африканского мыса во время прав­ления Суллы.

Из древнегреческого языка мы знаем слово «га-лее», о чем говорилось выше, и нельзя ручаться, что в византийскую эпоху древняя галера не получила второе рождение в значении «гребная галея», но это все-та­ки маловероятно, ибо галея и без того была гребным судном; а что касается похожих по звучанию грече­ских «галерос» (наречие, означающее «спокойно») и «галэс» («нечто, собранное вместе»), то они ничего об­щего с морем не имеют. В латинском «галерус» - ме­ховая шапка, парик и бутон розы.

Слово же «галера» применительно к судну появилось лишь во времена Крестовых походов или чуть раньше - но не от караба и не от арабского гураба, вошедшего сперва в европейские словари как голаб и голафр. (Близость к этой ранней форме сохранила испанская «голета» - шхуна, а «галера» и «галерон» стали обоз­начать тюрьму.) Галера - слово чисто греческое, хотя в античности неизвестное. Его пустил в оборот, скорее всего, какой-нибудь византийский поэт, соединив gals, galos («соль» - так Гомер метонимически имено­вал море) и eretmon (весло) либо eres (ряд весел). Эта лингвистическая «конструкция» быстро прижилась благодаря хорошо известным со времен античности «эрам»- прежде всего диерам и триерам, входившим в состав византийских флотов. Поэтому нельзя исключить и того, что шини и джафн - это всего лишь другие названия дармуна, скопированного с дромона, или его эпитеты: на эту мысль наводит одинаковое количество гребцов - ровно сотня. Если это так, то сходными были и параметры этих типов галер, и количество воинов - полторы сотни, как на дромоне.

Связь между большими кораблями, обеспечивавшую переброску войск туда, где они в данный момент всего нужней, поддерживали сорокавесельные самарии и шес-тидесятивесельные акири, или абкары, имевшие еще и мачту с парусом. Эти суда принадлежали к разряду транспортных, существенно отличавшемуся от анало­гичного класса у византийцев.

Почетное место в нем занимала парусно-гребная тарида, или фарида (начальная буква этого слова «тэ­та» известна также как «фита» и передавала звук, сред­ний между этими двумя). Это была новейшая модифи­кация греческой гиппагоги. Название она получила по своей главной функции; в его основе лежит семит­ское far - конь, лошадь: fame у хеттов, faris у арабов, а позднее и в греческом появились понятия fares, farion - арабский скакун, откуда и древнерусское сло­во фарь - конь для верховой езды (в отличие от комоня - гужевой лошади). На разных побережьях Среди­земного моря название этого судна звучало как тарета, тарта, тереда и в конце концов выкристаллизовалась в итальянскую тартану, занимавшуюся, кроме всего про­чего, грузовыми и пассажирскими перевозками. Судить о ранней тариде мы не можем, поскольку таких сведений нет, а переносить на нее более поздние характеристики рискованно, потому что арабы никогда не были таки­ми консерваторами, как египтяне или даже греки, и пос­тоянно совершенствовали свои суда, порою переделы­вая, улучшая, изменяя их до неузнаваемости. При этом они полагались на мудрость древнего изречения: «Луч­шее - враг хорошего». Даже допустить, что первые тариды скопированы с византийских гиппагог, - и то некорректно.