Рыцари удачи. Хроники европейских морей

Основное, пожалуй, отличие военного судна от тор­гового заключалось в форме его борта, приспособленного для действия орудий: верхняя часть его была завалена вовнутрь за счет укороченных бимсов, и общий вес орудий перемещался благодаря этому ближе к цент­ру корабля, сохраняя его остойчивость. Это не каса­лось только однопалубных галер, где равномерное расп­ределение веса орудий (от трех до семи) не создавало проблем: все они устанавливались только на баке, так как борта были заняты гребцами.

Укороченные бимсы заставили пересмотреть прин­цип крепления мачт, а усложнение парусности и таке­лажа привело к внедрению многих, казалось бы, ме­лочей, в своей совокупности, однако, заметно изменив­ших содержание морского труда. Более толстыми стали, например, фордуны, а ванты во второй половине XV ве­ка обзавелись выбленками и получили прозвище «лест­ницы Иакова», ведущей, как известно, прямо на небо.

Но нельзя все же сказать, что труд моряка за­метно облегчился. Скорее, наоборот. В трактате сере­дины XV века «Прение французского герольда с анг­лийским» на вопрос англичанина о причинах малочис­ленности французского флота сравнительно с англий­ским француз с гордостью заявил, что его король не нуждается в кораблях, ибо сражаться на суше куда надежнее, а к тому же на флоте всегда «опасность и угроза для жизни, и один Господь ведает, сколь это горестно, ежели приключится буря, да и морская болезнь мучает многих. К тому же и суровая жизнь, каковую должно вести там, не подобает людям благо­родного звания». Французы долго не воспринимали мо­ре всерьез, и оно мстило им за это. Когда в 1386- 1387 годах Карл VI Безумный совместно с герцогом Бургундским готовил в гавани Слейса морскую экспе­дицию против «коварного Альбиона», они предусмотре­ли все - и статуи святых для своих кораблей, рас­писанные лучшими художниками, и паруса, изукрашен­ные так, что больше походили на персидские ковры, и геральдические вымпелы, чья длина превосходила длину мачт, и красочные щиты с девизами на кормовой надстройке - все, кроме того, без чего корабли не могли выйти в море. Поход этот так и не состоялся... Зато голландцы, моряки милостью Божией, в те же годы с шутками и прибаутками возили по городу во время Праздника Дураков тех, кто удостоился этого звания, в синей повозке, имитирующей ладью на колесах.

Почти столетие спустя потомок этого герцога Бур­гундии сумел превзойти своего короля на море, как выразился в своих мемуарах Филипп де Коммин, благодаря тому, что «забрал множество судов из Испа­нии и Португалии, два судна из Генуи и несколько барок из Германии». Правда, это мало ему помогло, так как флот разметала сильная буря, и корабли искали спасения от нее в Шотландии и Голландии.

Никто в те времена не был в состоянии соперни­чать с морским могуществом Ганзы. Ганзейцы по своему усмотрению могли и казнить, и миловать. Даже монар­хов. Когда в 1470 году английский король Эдуард IV с несколькими сотнями верных ему людей спасался от графа Уорвика на двух барках и одном судне, «он бежал в сторону Голландии. В то время,- пишет Коммин,- ганзейцы были врагами англичан, как и французов, и держали несколько военных кораблей в море; англичане их очень боялись и не без причины, ибо те были добрыми воинами и причинили им большой ущерб в этом году, захватив несколько кораблей. Ган­зейцы издалека увидели суда, на которых плыл бежав­ший король, и начали преследовать их на своих семи или восьми судах». Король спасся лишь чудом. Герцог Бургундский «нанял для него три или четыре больших судна, которые велел снарядить в голландском порту Вере, куда все могли заезжать (этот зеландский порт сохранял нейтралитет.- Л. С), и тайно оплатил 14 хо­рошо снаряженных судов, предоставленных ганзейца-ми, которые обещали служить ему до высадки в Англии и 15 дней спустя. По тем временам это была очень серьезная поддержка».

В мемуарах Филиппа де Коммина встречаются наз­вания примерно десятка типов судов, но не обо всех можно рассуждать с уверенностью, как и о «благо­родных спиннетах», названных Томасом Мэлори: скорее всего, это имя произошло от древнеанглийского, древ­неверхненемецкого или готского spinnan - «короткая прогулка, быстрая езда» (в том числе на лодке). Тог­да спиннет - это попросту «быстроходное судно». Но нельзя исключать, что в формировании этого назва­ния каким-то образом участвовали древнеанглийское spon или исландское spann, означающие ложку и щетку. Или итальянские spinta - пловучесть, либо spineto - терновник, шип, колючка. Где родились спиннеты? Не­известно...

Ганзейский когг конца XV века. Рисунок.

Сравнительно легко идентифицируется скют (scu­te - лодка) - голландское и зеландское плоскодонное низкобортное судно, приспособленное для перевозки ло­шадей и именуемое автором мемуаров баркой. Это, конечно, ускиера.

Легко узнается греко-албанский маленький и маневренный грип: grypos по-гречески - выгнутый, выпук­лый. Возможно, эта была скафа или кимба.