Рыцари удачи. Хроники европейских морей

И вот - первое, что бросается в глаза,- необыкно­венное сходство акатия и норманнского паруса. При­чем не только сходство формы. Ими и управляли одина­ково. На ковре совершенно отчетливо видно, как ниж­ний, острый конец паруса почти незаметно переходит в толстый шкот, его держат в руках матросы, распола­гавшиеся чуть впереди кормчего (как и на помпейской фреске), или сам кормчий. Быть может, таков был живописный прием, указывавший на краткость рейса и благоприятную погоду: в противном случае шкот был бы привязан к мачте (как, например, на картинах Рериха «Иноземные гости» и «Славяне на Днепре»). Так как надутый ветром парус трудно удерживать долго в руке, вероятно, его шкот одним-двумя шлагами набрасывался на какое-нибудь дерево. Точно так же поступали на реках, где чаще и оперативнее приходилось приспосаб­ливаться к капризам ветра, течения и извивам берегов.

Посадка на корабль. Ковер из Байё.

Отправляясь в торговые рейсы, купцы Севера по примеру греков и арабов объединялись в большие флотилии, чтобы успешнее противостоять пиратам. Часто такие сообщества становились постоянными, включали в себя одних и тех же, хорошо проверенных в деле судовладельцев и назывались фелагами. Если же когги выступали в военный поход, их снабжали ложной палубой и размещали под ней до сотни воору­женных головорезов (увы, точно так же поступали и пираты!). Такие когги назывались фреккоггами («воен­ными», «опасными», «храбрыми»). На носу и корме у каждого когга укреплялись деревянные, обнесенные релингами помосты - боевые площадки для воинов на случай отражения морской атаки. Носовой помост был как бы насажен на форштевень, и эта верхняя часть форштевня служила дополнительным прикрытием.

Корабль норманнов. Реконструкция.

 «Кудруна» описывает такой корабль, принадлежав­ший владетельному государю, достаточно подробно, хотя и не без преувеличений, вообще свойственных эпосу. Его построили из кипариса, как известно, не поддающегося гниению, мачты оковали для прочности стальными обручами, шпангоуты и якоря отлили из тяжелого серебра, концы червленых весел оправили золотом. Якорные канаты для фризских кораблей до­ставлялись обычно из Багдада (как, вероятно, и кипа­рис), они славились особой прочностью. Из Аравии или других восточных стран привозили и шелковые полот­нища, из них фризы сшивали трапециевидные (явно арабского происхождения) паруса - чаще всего белые, чтобы на их фоне можно было достаточно подробно разглядеть вышитый герб судовладельца или крест странствующего рыцаря. Снаряженный таким образом корабль с наступлением весны выходил в море.

Позднее все когги стали палубными и обзавелись надстройкой в средней части, а релинги боевых по­мостов превратились в сплошную, богато орнаментированную зубчатую ограду - имитацию башни. Такие со­оружения - форкастль и ахтеркастль - со временем стали самыми настоящими башнями и обеспечивали вместе с «вороньим гнездом» на мачте, где тоже укры­вались лучники, пращники и арбалетчики, достаточно надежную защиту. Их пере­няли и другие народы моря, в том числе норманны.

Обычное «воронье гнездо» средневековых судов.

Навесные рули с румпелем.

С ростом купеческих то­вариществ и их товарооборота корабли постепенно совершенствовались. Рулевое весло, крепившееся преж­де в петле по правому борту в кормовой части, переме­стилось к ахтерштевню, в диаметральную плоскость судна. Это придало коггу и кнорру лучшую устойчивость на курсе и свело до минимума всяческие случайности, связанные с действием вет­ра и волн. В XIII веке кор­мовое весло исчезло, ко­рабли стали управляться навесным рулем. Появились бушприт и подпалубные по­мещения (иногда с окнами), прочный стоячий такелаж рационально дополнился бе­гучим, это облегчило работу с парусом.

Каковы были их экипа­жи? Как ни странно, но этот вопрос тоже из области за­гадок. Первоначально, по-видимому, веслами ворочали сами воины, специальных гребцов не было: с этого начинали и греки - доста­точно вспомнить пятидеся-тивесельные корабли (пенте-контеры) аргонавтов, Одис­сея, Меиелая. Эта традиция еще сохранялась в V веке: Хенгист И Хорса прибыли в Британию с шестьюдесятью дружинниками на двух кораблях, каждый из них был тридцативесельным.