Рыцари удачи. Хроники европейских морей

Вот как описывает Робер де Клари преображение мирного нефа в «опасный» и его участие в боевых дей­ствиях: «И когда нефы и все другие суда венецианцев были введены в гавань и стали в безопасности... дож Венеции сказал, что он поставит орудия на своих нефах и лестницы, с которых будет произведен приступ стен... Дож Венеции приказал соорудить дивные и прекрасные осадные орудия, ибо он распорядился взять жерди, на которых крепят паруса нефов, длиною едва ли не в 30 туаз (58,47 метра.- А. С.) или даже более того, а по­том он приказал хорошенько связать их и закрепить прочными канатами на стенах, и устроить поверх них добрые мостки и оградить их по краям добрыми поруч­нями из веревок; и каждый мостик был столь широк, что по нему могли проехать бок о бок три вооруженных ры­царя. И дож повелел хорошо укрепить мостки и при­крыть их с боков столь прочными кусками эксклавины (грубого холста.- А. С.) и парусины, что тем, кто про­езжал по ним, чтобы участвовать в осаде города, нечего было опасаться стрел ни из арбалетов, ни из луков; и каждый мостик находился на высоте 40 туаз (77,96 мет­ра.- А. С.) над нефом, а то и больше; и на каждом юис-сье был мангоннель (колесная баллиста.- Л. С), ко­торый мог метать камни так далеко, что они били по стенам и достигали города. (...) Когда корабли должны были вот-вот причалить, венецианцы взяли тогда доб­рые канаты и подтянули свои корабли как можно ближе к стенам; а потом французы поставили свои орудия, свои „кошки", свои „повозки" и своих „черепах" для осады' стен; и венецианцы взобрались на перекидные мостки своих кораблей и яростно пошли на приступ стен; в то же время двинулись на приступ и французы, пустив в ход свои орудия. (...)

Венецианцы подготовили к приступу перекидные мостики своих нефов, и свои юиссье, и свои галеры; по­том они выстроили их борт к борту и двинулись в путь, чтобы произвести приступ: и флот вытянулся по фронту на доброе лье; когда же они подошли к берегу и при­близились насколько могли к стенам, то бросили якорь. А когда они встали на якорь, то начали яростно атако­вать, стрелять из луков, метать камни и забрасывать на башни греческий огонь; но огонь не мог одолеть баш­ни, потому что они были покрыты кожами... И во всем флоте имелось не более четырех или пяти нефов, кото­рые могли бы достичь высоты башен - столь они были высоки; и все яруса деревянных башен, которые были надстроены над каменными, а таких ярусов там имелось пять, или шесть, или семь, были заполнены ратниками, которые защищали башни. И пилигримы атаковали так до тех пор, пока неф епископа Суассонского не ударился об одну из этих башен... а на мостике этого нефа были некий венецианец и два вооруженных рыцаря; как толь­ко неф ударился о башню, венецианец сразу же ухва­тился за нее ногами и руками и, изловчившись как только смог, проник внутрь башни (...) и в башню взошел затем другой рыцарь, а потом и еще немало ратников. И когда они очутились в башне, они взяли крепкие веревки и прочно привязали неф к башне, и, когда они его привязали, взошло множество воинов, а когда волны отбрасывали неф назад, эта башня ка­чалась так сильно, что казалось, будто корабль вот-вот опрокинет ее или... что силой оторвет неф от нее». Так воевали средневековые итальянские нефы... или все же фрегаты?

Чтобы разобраться в биографиях судов, в происхож­дении и трансформациях их названий, нелишне делать это с оглядкой на эпоху, особенно если эта эпоха - средневековая, межвременье.

Ушли в прошлое классические греческий и латин­ский.

Нет еще испанского языка, есть так называемая «на­родная», или «кухонная» латынь, подобно губке впиты­вающая в себя германские, кельтские, иудейские и араб­ские корни, изменяющая первоначальные значения ла­тинских слов и утверждающая новые. Лишь к концу XV века кастильское наречие превратит этот волапюк в тот испанский язык, на коем писал свои донесения Колумб.

Италия до X века вообще не имела единого языка, там доживала еще свой век рафинированная латынь, жадно вбирая в себя звонкие диалекты, которые Цице­рон без колебания назвал бы варварскими. Генуэзцы не без труда изъясняются с римлянами, римляне с вене­цианцами, венецианцы с флорентийцами, флорентийцы с тарентцами. И только в XIV веке Данте, Боккаччо и Петрарка на основе флорентийского диалекта созда­дут и утвердят тот единственный итальянский язык, который мы знаем, но утвердят лишь в произведениях изящной словесности, а не в устной речи,- точно так же как Камоэнс стал, в сущности, «отцом» литературного португальского языка, сотканного из местных наре­чий - наподобие испанского и итальянского.

Вот этот фактор и надо учитывать при анализе на­званий судов, появившихся до XIV-XV веков.