Рыцари, закованные в сталь

Майлз сидел на лошади, которую вел Гаскойн, рядом шли адвокат и констебль, все они двигались к открытой площадке перед королевской трибуной. Достигнув указанного места, Майлз остановился, и констебль, подойдя к лестнице, которая вела к помосту, громко объявил, что бросивший вызов прибыл на ристалище.

— Тогда зови ответчика! — сказал король. — Ибо близится полдень.

День был очень теплым и безоблачным, солнце заливало арену и слепило глаза. Наверно, далеко не всякий современный мужчина мог бы выдержать жар раскаленных лат, от которого Майлза защищали лишь кожаная куртка и тонкое трико. Но в те времена рыцари упражняли свое тело так, чтобы легко переносить капризы погоды. Тем не менее Майлз поднял забрало шлема, чтобы освежить лицо, когда ожидал прибытия своего противника. Он посмотрел вверх, на трибуны, и даже среди множества незнакомых лиц ему удалось кое-кого узнать: принца Уэльского, приятелей по Скотленд-Ярду, герцога Кларенса, епископа Винчестера и некоторых дворян из партии графа Хауса, которые увивались вокруг принца в течение прошлого месяца. Его взгляд недолго задержался на них и скользнул вверх, остановившись на квадратной ложе, похожей на место для подсудимых в современном суде. В этой ложе сидел его отец с графом Хаусом по одну руку и сэром Джемсом Ли по другую. Лицо отца отличалось особой бледностью, но на нем было выражение той характерной бесстрастности, какая свойственная слепым. Граф также был очень бледен, и его глаза пристально следили за Майлзом, словно стараясь проникнуть в самую глубину его сердца и убедиться в том, что ни страх, ни сомнения не могут поколебать его мужества.

Тут он услышал, как со всех сторон раздались крики герольдов, предваряющие появление его противника.

— Ойе! Ойе! Ойе! Уильям Брукхёрст, граф Альбан, вступи в бой! Докажи свою правоту перед королем! Ответь на вызов Майлза Фолворта, вставшего за Гилберта Реджинальда Фолворта! Ойе! Ойе! Ойе! Да придет ответчик!

Так они продолжали кричать, пока по внезапному повороту лиц на трибунах Майлз не понял, что появился его враг.

Он увидел графа и его слуг, въезжающих через внешние западные ворота, констебля и распорядителя, совершающих положенный ритуал. Затем открылись внутренние воротца и на арену вышел граф Альбан, с ног до головы одетый в доспех из великолепной миланской брони без накидки и каких-либо украшений. Когда он проходил мимо Майлза, тот опустил забрало и замер в полной неподвижности, пока оглашались запутанные положения кодекса.

Наконец чтение закончилось, и Майлзу пришлось исполнить еще несколько формальностей, отвечать на вопросы и давать обещания относительно соблюдения правил. Вскоре они с Гаскойном были уже на восточной стороне ристалища.

Когда его верный друг и оруженосец в последний раз проверял оружие и латы, распорядитель и помощник подошли к молодому воину и привели его к последней присяге в том, что он не имеет запрещенного оружия.

Оружие, разрешенное Высшим судом, было затем тщательно осмотрено и проверено. Оно состояло из длинного меча, кинжала, палицы и короткого копья, так называемого глевлота, с массивным острием в форме лилии.

Обычное копье не было включено в список оружия, его заменял глевлот. Это было страшное и смертоносное оружие, хотя и слишком тяжелое для нанесения быстрых и точных ударов. Граф Альбан ходатайствовал перед королем о включении глевлота в набор оружия для поединка, а суд уступил настояниям короля. И уступка была весьма существенной, так как, будучи в большой моде во времена короля Ричарда, глевлот уже успел выйти из употребления, и молодые рыцари только слышали о нем. Граф Альбан, конечно, хорошо владел этим оружием, а Майлзу оно было в диковинку, он не знал, как им пользоваться и в атаке, и в защите.

С принятием последней присяги и проверкой оружия предварительные процедуры подошли к концу, и Майлз услышал крики, призывающие очистить ристалище. Когда все его сопровождающие стали уходить, молодой рыцарь снял свою латную рукавицу и как бы попрощался с Гаскойном сильным дружеским рукопожатием, а бедный Гаскойн с тревогой смотрел на побледневшее лицо своего кумира.

Арена опустела, все ворота с грохотом затворились, и Майлз остался лицом к лицу со своим смертельным врагом.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Наступила тишина, в которой был слышен каждый шорох. Констебль занял отведенное ему место ступенькой ниже королевского трона. Тут и вовсе все стихло, и тогда король наклонился вперед и что-то сказал констеблю, который тут же громко троекратно повторил команду, призывающую к началу боя. Она заканчивалась словами: «Да рассудит вас Бог!»

После этих слов противники, каждый из которых до сего момента сидел неподвижно, как железная статуя, натянули поводья и осторожно двинулись вперед, без спешки, но и без колебаний, пока не встретились в самой середине арены.