Рыцари, закованные в сталь

Трибуны напоминали растревоженный улей, только король сидел со спокойным и безразличным видом. Граф повернул свою лошадь и остановился, глядя на короля, словно сверяясь с его мыслями. Все понимали, что Майлз повержен подлым, нечестным ударом, но король и не думал вмешиваться. Он желал смерти Майлза.

Тогда граф снова пришпорил лошадь и направил ее на своего распростертого врага. Открыв глаза, Майлз увидел над собой неясные очертания всадника, взмахнувшего глевлотом для нанесения последнего, смертельного удара, безжалостного и неминуемого.

Вид замахнувшегося врага мигом вернул Майлза к действительности. Он поднял свой щит и отразил этот удар. Это лишь оттянуло конец.

Еще раз граф Альбан поднял свой глевлот и дважды взмахнул им над головой. На этот раз щит только смягчил удар, который поразил плечо, пробив стальную пластину, кожаную куртку и задев кость. Майлз прикрыл голову щитом в последней надежде защитить свою жизнь.

В третий раз граф взмахнул своим блеснувшим оружием и обрушил его прямо на беззащитное тело, целя ниже левого плеча и глубоко пробив латы. Острие на какой-то миг застряло в них, и этот миг стал спасительным. Приняв удар, Майлз издал сдавленный крик и почти инстинктивно ухватился обеими руками за древко оружия. Если бы граф выпустил его, он бы выиграл бой не спеша и очень легко. Он же начал яростно вырывать из рук Майлза свой глевлот. В этой короткой жестокой борьбе Майлз поднялся на колени, а затем, все еще держась одной рукой за оружие, другой вцепился в сбрую графской лошади. Через секунду он был уже на ногах. Его враг изо всех сил старался оттолкнуть его, но Майлз, отпустив глевлот, обеими руками схватил его за ремни портупеи и потянул их на себя со всей силой отчаяния. Напрасно граф старался сбросить противника, колотя его древком своего оружия, напрасно он пришпоривал свою лошадь, стараясь заставить ее пятиться и стряхнуть его, Майлз вцепился мертвой хваткой.

Он не чувствовал ни струившейся крови, ни острой боли: вся его воля и мощь тренированного тела были сконцентрированы в одном усилии. Едва ли он отдавал себе отчет в своих действиях, когда, словно движимый слепым инстинктом, схватил тяжелую, утыканную шипами палицу, которая висела на луке седла графа, с невероятной силой рванул ее на себя и плетеный кожаный ремешок лопнул, как бечевка. И тут же, оскалив зубы, он ударил с такой яростью, как никогда не бил раньше. Еще и еще раз. Он буквально корежил железо. И когда граф уже заваливался на бок, обрушил последний удар. Стальное забрало прогнулось и отлетело, как щепка. Перед лицом Майлза мелькнуло искаженное ужасом лицо, и седло опустело.

Майлз стоял, тяжело дыша и держась за сбрую чужой лошади; глаза застлала багровая пелена, он чувствовал, как горячая кровь растекается под стальной оболочкой лат. Сквозь красноватое марево к нему приблизились фигуры распорядителя поединка и еще каких-то людей. Его спрашивали, насколько серьезно он ранен, Майлз не отвечал. Тогда один из всадников спрыгнул с коня, подошел к Майлзу, поднял забрало его шлема, и все увидели почти безжизненные глаза и восковое лицо, усеянное крупными каплями пота.

— Воды! Воды! — хрипло крикнул он. — Дайте пить!

Потом оттолкнувшись от лошади, он, как слепой, побрел к воротам. Ему показалось, что какая-то тень окутала его, тисками сжав сердце.

— Это смерть, — прошептал он, замедляя шаг, потом покачнулся и, звеня доспехами, рухнул наземь.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Но смерть прошла стороной. Хотя его мертвенное лицо и падение на пути через ристалище многих навели на самую страшную мысль. Однако причина его беспамятства заключалась скорее в обильном кровотечении и крайнем утомлении, чем в опасности самих ран. И в самом деле, после того, как Майлза принесли с ристалища и положили на землю в тени забора, мастер Томас, цирюльник-хирург принца, осмотрев раны, объявил, что его можно даже без особого риска перенести в крытых носилках в Скотленд-Ярд. Принц очень хотел оставить его под своей опекой, и поэтому Майлза перенесли в Скотленд-Ярд, не причинив ему вреда.

Принц, граф Хаус и несколько джентльменов стояли у его кровати, наблюдая за тем, как лекарь с помощью своего ученика и Гаскойна обрабатывает зияющую в боку рану и перевязывает ее льняными бинтами. Наконец Майлз открыл свои потускневшие глаза и остановился взглядом на принце.

— Что сталось с моим отцом, милорд? — едва слышно произнес он.

— Ты спас его жизнь и честь, Майлз, — ответил принц. — Он сейчас здесь, а за твоей матерью уже послали, она скоро придет вместе со священником, который был с нами сегодня утром.

Майлз снова опустил веки, его губы безмолвно шевелились, а по щеке покатилась слеза.

— Он заставил меня расчувствоваться, как женщину, — прошептал принц сквозь зубы и, повернувшись на каблуках, уставился в открытое окно.

— Можно мне увидеть отца? — спросил наконец Майлз, не открывая глаз.

Принц вопросительно посмотрел на хирурга.

Добрый малый покачал головой.