Рыцари, закованные в сталь

Эта часть дружины насчитывала чуть менее сотни мальчиков и юношей в возрасте от восьми до двадцати лет. Мальчики до четырнадцати лет именовались пажами, главным образом находились в покоях графини и ее фрейлин, где обучались хорошим манерам. По достижении четырнадцатилетнего возраста их производили в эсквайры, или оруженосцы.

В большинстве могущественных домов эсквайры состояли порученцами при особах лорда и его супруги, исполняя обязанности оруженосцев, подавальщиков кубков, мальчиков на побегушках, а порой и камердинеров. Но Дельвен, как и некоторые другие замки высокородных вельмож, был более похож на военный лагерь или крепость, чем на обычное поместье. Лишь сравнительно небольшое число эсквайров состояло при особе хозяина для придворного обихода. Большинство же проходило строгую школу воинского искусства и служило скорее в качестве телохранителей, нежели простых оруженосцев. По мере того, как граф усиливал свою власть и влияние, а более слабые, и тем паче мелкопоместные, дворяне все чаще предпочитали отдавать своих сыновей в его дом, штат оруженосцев становился все более обременительным. Поэтому контингент собственно оруженосцев был отделен от более молодых пажей и разделен на три класса: первый составляли оруженосцы для мелких поручений, которые только что вышли по возрасту из сословия пажей, но продолжали оставаться при особе графа; второй формировался из оруженосцев, занятых преимущественно военными упражнениями и освобождаемых от службы при особе графа, если того не требовали особые обстоятельства; третий старший класс состоял из молодых мужчин в возрасте от восемнадцати до двадцати лет, которых и называли бакалаврами, или «холостяками». Этот класс был предназначен для управления остальными, более молодыми оруженосцами, дабы учить их уму-разуму и строевой дисциплине, следить за надлежащим состоянием их оружия и снаряжения, проверять по списку их присутствие в церкви на утренней мессе и на ежедневных военных занятиях, если они были свободны от придворных обязанностей. Различные распоряжения оруженосцам передавались в основном через «холостяков», которые еженедельно отчитывались о состоянии дел у своих подчиненных перед капитаном — начальником всего отряда.

Столь привилегированное положение бакалавров постепенно привело к тому, что младшие вынуждались прислуживать старшим, как повелось и в большинстве английских общественных школ. И когда Майлз попал в Дельвен, подобный порядок вот уже лет пять или шесть как утвердился здесь и стал абсолютным, хотя и неписанным, законом, опиравшимся на авторитет многолетней традиции. В то время три десятка бакалавров помыкали остальными шестьюдесятью четырьмя оруженосцами и пажами и были их полновластными хозяевами, строгими, придирчивыми и часто жестокими.

Весь отряд пажей и оруженосцев находился под верховным командованием одноглазого рыцаря по имени сэр Джемс Ли, солдата, которому привелось биться в десятках сражений и турниров, оставивших на нем свои неизгладимые отметины. Он сражался на стороне короля во всех последних войнах и в битве при Шрусбери получил рану, которая сделала его непригодным к боевой службе, так что сейчас он был назначен на пост капитана оруженосцев замка Дельвен, это еще больше ожесточило его и без того тяжелый характер и усугубило страдания, причиняемые болью плохо заживающих ран.

Едва ли кто-нибудь другой смог бы заменить его при тех порядках и нравах, которые возобладали во вверенном ему отряде. Юноши росли грубыми, жестокими, не ведающими справедливости драчунами, дело порой доходило до мечей и кинжалов. Но старый солдат был суров и холоден, как железо, и усмирял их так же легко, как дрессировщик с помощью одного хлыста усмиряет целую стаю молодых волков. Помещение, в котором он сидел со своим писарем, находилось рядом с общей спальней мальчиков, и даже в разгар самых громких заварух отдаленный звук его хриплого голоса: «Молчать, мессиры!» — водворял тишину в мгновение ока.

Ему-то и представил Гаскойн Майлза. Кабинет сэра Джемса был лишен всякого намека на комфорт и каких бы то ни было украшений, не было даже тростниковой циновки на холодном каменном полу. Старый одноглазый рыцарь сидел, теребя свои жесткие усы. Это означало, что сегодня его старые раны болят сильнее, чем обычно. В таких случаях здесь говорили: «Дьявол оседлал его».

Рядом сгорбился писарь, на столе лежали раскрытая книга и развернутый свиток, к ним присоединился и рапорт, который отдал старший оруженосец Уолт Блант, парень года на три старше и на полголовы выше Майлза, черноволосый, мощного телосложения с темным пушком на губе и щеках.

Сэр Джемс угрюмо выслушал Гаскойна и порывисто встал.

— Все ясно, мне подбрасывают еще одного! Так, что ли? — загремел капитан. — Мне что, без этого щенка делать нечего? Может, граф думает, что из оболтуса легче сделать воина, чем придворного шаркуна! Пусть себе отирается в покоях.

— Сэр, — робко заметил Гаскойн. — Его светлость сказали, что парня можно произвести в оруженосцы.